Стенли ЭЛЛИН
САМОЕ-САМОЕ
В глазах Артура все они казались скроенными по одной мерке.
Одинаково высокими и хорошо сложенными. С правильными чертами ровно загорелых лиц и прическами ежиком. В строгой дорогой одежде и с безупречными манерами. Происходили они из известного Рода и окончили известную Школу, но не придавали этому значения. Среди пчел городского улья, роившихся в стеклянных, похожих на футуристические аквариумы башнях над кипами средневековых, благоухающих приятным ароматом ценных государственных бумаг, они не слишком выделялись, но не заметить их было нельзя.
На работе они держали марку Рода и Школы и с вышестоящими умели быть добросовестно- вежливыми. На самом же деле работа, да и все остальное значения для них не имело, потому что они были буквально набиты деньгами. И за это Артур ненавидел их всей душой, хотя охотно отдал бы последнее, чтобы сделаться одним из них.
Внешне он бы им подошел. Артур был высокий и очень интересный когда он шел по улице, лишь немногие женщины могли удержаться, чтобы не бросить на него быстрый взгляд, означавший: даже если вы и недоступны, нам все равно любопытно. Высоко посаженная голова свидетельствовала об острой наблюдательности и хорошем самоконтроле.
Но он не происходил из известного Рода и не окончил известную Школу, и у него не было других денег, кроме скромного жалованья. Его родители умерли (их наследства едва хватило на то, чтобы оплатить похоронные расходы), школу он бросил как раз перед ее окончанием, мучительно менял работу, до тех пор пока недавно не осел в фирме “Хортон и Сын”.
Свои деньги он в любую минуту мог сосчитать вплоть до цента: сколько у него в банке, сколько в кошельке, а сколько в кармане. Но позволить себе не придавать этому значения, как следовало блестящему молодому человеку, он, конечно, не мог.
В этом выражении “блестящий молодой человек” сосредоточивалась вся его ненависть. Как-то утром, когда он стоял у двери кабинета мистера Хортона, перед самым его носом туда проскочили два сынка какого-то клиента. Их взгляд скользнул по Артуру, сразу же отметил, что он не из их числа, и побежал дальше, холодно и равнодушно. Так, не сказав ни слова и не сделав ни жеста, они мгновенно поставили его на место.
Ненависть и гнев закипали в нем, но (и это было хуже всего) ответить ему было нечем — да и как их заденешь? Их дома, их клубы, их жизнь все это было недостижимо.
Только после того, как за ними закрылась дверь лифта, мистер Хортон, казалось, впервые заметил присутствие Артура. “Блестящие молодые люди”, — провожая их взглядом, с грустью подумал Артур. Семя было брошено и сразу же дало всходы, потому что в воспаленном воображении Артура мистер Хортон как бы прибавил: “Они из моего круга — а вы нет”.
Традиционная заповедь каждого вступающего в жизнь молодого человека гласит: проявляй усердие в работе, но не забывай и о делах сердечных; высшей степенью удачи считается соединение того и другого путем женитьбы на дочери босса. А если дочка при этом хороша собой, соблазнительна и, по меткому выражению тех, кто ее знал, “еще не испорчена”, как Энн Хортон, лучше быть не может.
Но Артур инстинктивно догадывался, что неиспорченность бывает разная. Так, если девушка безуспешно мечтает о “первоклассной сорокафутовой яхте”, но в конце концов довольствуется “двадцатифутовой моторкой”, в этом смысле Энн Хортон действительно не испорчена. К такой ведь недостаточно явиться, пылая всепоглощающей страстью и желанием сражаться с драконом. Необходимо также прискакать в золотой кольчуге и на чистокровном рысаке, не забыв при этом предложить ей билет в партер на лучший в городе мюзикл. И необходимо оказывать подобное внимание не от случая к случаю, а постоянно.
Все это и еще многое обдумывал вечерами Артур, лежа на кровати и созерцая потолок снятой им комнаты в доме миссис Марш. Его безумные, наскакивавшие друг на друга мысли напоминали сказочного змея, пожиравшего сначала собственный хвост, а затем и самого себя. Ведь Энн Хортон смотрела на него именно тем взглядом, которым смотрят другие, и не раз. Представься он ей в должном свете — и женитьба была бы не за горами! Но чтобы с ней достойно общаться, нужны деньги, а ирония состояла в том, что единственный способ заиметь их — это на ней жениться. Господи, подумал Артур, да случись такое, у него будет все, а деньги он станет швырять этим блестящим молодым людям прямо в лицо о, как он их ненавидел!
В конце концов его мысли приняли другое направление: он и не догадывался, но Энн Хортон стала не конечной целью, а средством.
Конечной же целью будет слава, в лучах которой купаются те, кто, не считая денег, позволяют себе все самое-самое.
— Самое-самое, — мечтательно проговорил Артур, и его воображению представились самые прекрасные и дорогие картины, которые, словно облака, медленно поплыли под потолком комнаты.
Чарли Принс, очевидно, как раз и был из тех молодых людей, которые имели это самое-самое. Он вошел в жизнь Артура в тот полуденный час, когда Артур сидел и допивал кофе, глазами изучая лежавший перед ним на столе проспект фирмы “Хортон и Сын”, а мыслями уносясь на двадцатифутовой моторке с Энн Хортон.
— Надеюсь, не побеспокою вас вопросом, — спросил Чарли Принс, — но вы работаете у старика Хортона?
Это был голос одного из представителей Рода и Школы; даже употребление слова “старик” звучало в этих устах естественно, ибо было у них сейчас в моде и могло относиться к кому угодно независимо от возраста. Артур осмотрел его с головы до ног: прическа ежиком, а на всем — от галстука до ботинок — сверкали ярлыки фирм “Оливер Мур”, “Брукс”, “Салка”, “Бронзини”, “Кэвэно”. Потом ненадолго задержался на лице: и в самом деле загорелое, с правильными чертами. Но было в нем и еще что-то. Может быть, морщинки вокруг глаз, а может, кривая усмешка...
— Верно, — осторожно ответил Артур, — я работаю у Хортона.
— Можно я сяду? Меня зовут Чарли Принс. Оказалось, что Чарли Принс знаком с лежащим на столе проспектом: сам он когда-то работал у Хортона, и ему не терпелось узнать, как дела на старом месте.
— По-моему, нормально, — сказал Артур, а потом заметил:
— А вас я что-то не помню.
— О, да это, наверное, было до вас, но вряд ли им приятно меня вспоминать. Знаете, я для них как позорное пятно. Смылся, чтоб не влипнуть, понимаете, о чем я?
— Угу, — ответил Артур и мгновенно почувствовал острую зависть: этот человек позволил себе быть не просто непригодным, но даже непослушным и мог небрежно уйти из такой фирмы, как “Хортон и Сын”.
Казалось, Чарли Принс прочитал его мысли.
— Нет, — возразил он, — совсем не потому, что я не мог там работать — вы ведь так подумали. Нехорошая вышла история. Подделал несколько чеков, такая вот ерунда.
У Артура отвисла челюсть.
— Понимаю, — бодро заметил Чарли Принс. — Вы думаете, если человек в таком замешан, надо обязательно плакать и терзаться, посыпать голову пеплом и так далее. Вовсе нет. О, конечно, я еще как упрекал себя, когда этот идиот, влезший не в свое дело бухгалтер, накрыл меня, но тут уж ничего не попишешь.
