Словно под гипнозом, он идет в храм Врага — и вдруг ощущает сатори, пронзающее его насквозь, как член любовника! А?
Михаил молча смотрел в огонь.
— Вот только грязные грибные шляпки, запеченные на костре, равно как и колокольный звон, довольно быстро приедаются. Начинаешь тосковать о тишине, тонких деликатесах, ноже и вилке. А еще лучше — о симфонической музыке и палочках для еды. — Зверь ласково усмехнулся. — Не правда ли, коллега?
— Я тебе не коллега, рогатый, — грубо произнес наконец Михаил, не отрываясь от созерцания огня. Казалось, вид противника ему неприятен, поэтому он старался не смотреть на него. — Давай поскорее покончим с этим, ибо тошнотворно мне сидеть тут и слушать твои жалкие умствования.
— Все мы регулярно умствуем, — пожал плечами Антихрист. — Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. Вы, Виктор Сергеевич, умствуете теологически, наивно полагая, что ухватили за хвост Истину в форме божественного откровения. Я умствую на гастрономическую тему. Все мы в конечном итоге уподобляемся тем комическим слепцам из древней басни, которые, пощупав слона с разных сторон, сделали ряд авторитетных экспертных заключений о том, что слон похож на змею, лист пергамента, колонну, стену, веревку и так далее. Давайте-ка действительно ближе к делу. Итак, насколько я понимаю, теперь вы готовы сразиться?
— Нет, — покачал головой Михаил. — Я не стану с тобой сражаться.
— Пустое, — отмахнулся Антихрист. — Я хочу этого, а значит, так будет. Раньше или позже — какая разница? У меня впереди вечность. — Он снова вперил острый взгляд в переносицу Михаилу. — Но зачем же вы тогда вышли из скита, любезный Виктор Сергеевич, если так-таки и не собираетесь драться?
— Чтобы сказать тебе это в лицо, — серьезно ответил великосхимник, глядя поверх головы собеседника на поднимающуюся над лесом луну. — Нарасстоянии, похоже, ты не способен понять столь простую мысль.
Лицо Антихриста стало бесстрастным. Он снял с прутика еще один гриб и принялся задумчиво его жевать.
— Боюсь, ты издеваешься надо мною, — наконец нехотя проронил он. — Ты не можешь не понимать, что на расстоянии двух шагов и вне Дома Боли я уничтожу тебя в течение четырех секунд, если ты не станешь сопротивляться. Ты не боишься смерти, Магистр?
Михаил неопределенно пожал плечами.
— Думаю, что нет, — безразлично произнес он. — Все в руках Господа.
Делай, что задумал, бес.
— Да не бес я! Видишь ли, в этом коренное отличие наших учений. В твоем бог снисходительно спускается с небес, чтобы на некоторое время стать человеком. В моем все наоборот — достойный человек, впитывая Силу и приобретая бесценный опыт, постепенно становится богом. Ты и сам мог стать таким человекобогом. Почувствуй разницу. — Антихрист помолчал, неторопливо двигая челюстями. — Значит, смерти не боишься. Весьма достойно. Небось, и пыток не боишься, стоик?
— Пыток боюсь, — снова пожал плечами великосхимник. — Но пытками тебе все равно ничего не добиться.
— Будто уж, — хмыкнул Зверь. — Смотри: двадцать часов непрерывных пыток — и ты сам приполз на пузе. Может быть, имеет смысл надавить еще немножко?..
— Я просто пришел на тебя взглянуть, — сказал Михаил. — На букашку, которая наделала столько шуму. Обыкновенное человеческое любопытство. А теперь отправляйся в преисподнюю, которая тебя породила. Я не собираюсь с тобой сражаться. Силой Господа нашего Иисуса Христа заклинаю тебя: поди прочь!..
— Да погоди ты со своим Христом, — нахмурился Зверь, пристально глядя на собеседника. — Ты знаешь, я вообще-то неприятно удивлен тем, как крестовики сумели за такой короткий срок настолько промыть тебе мозги. Ты же разговариваешь и мыслишь каноническими штампами! Впрочем... — Он внезапно протянул растопыренную ладонь и положил ее на темя Михаилу, так что тот даже не успел отстраниться. Замер на долю секунды, словно замеряя пульс. — Э, брат! Да тебе же сделали полную фронтальную лоботомию!..
Антихрист выглядел ошарашенным. На его лице возникло выражение такой детской обиды, что Михаил едва не расхохотался в голос — настоль ко нелепо и неуместно это сейчас выглядело.
— Сколько наглухо закрытых участков мозга! Никогда еще такого не видел, Дурачок, они же заблокировали все твои центры агрессии, а вместе с ними — талант, пассионарность и магические способности! А я-то думаю, с какой стати великий магистр внезапно превратился в воцерковленный овощ!.. — Евронимус сокрушенно покачал головой. — Вот беда-то... — Зверь глубоко задумался; его челюсти машинально двигались из стороны в сторону, перетирая очередной гриб. — Что ж, — снова очаровательно улыбнулся он, — ничего не поделаешь. Значит, такова судьба. Придется мне просто раздавить тебя — безо всякого удовольствия, как таракана. Вот только безумно жаль потраченного на тебя времени... Впрочем, всякий опыт бесценен, даже столь мизерный и нелепый.
— Это мы еще поглядим, — негромко произнес Михаил, глядя в подпрыгивающее пламя костра. — Насчет раздавить.
— Битва? — с радостным недоверием вскинулся Антихрист.
— Нет, — покачал головой Михаил. — Сила Христа.
— О, — вновь опечаленно сник Зверь.
Некоторое время они молча сидели, завороженно наблюдая, как огонь с треском пожирает сложенные шалашиком сучья. Они думали каждый о своем — и оба об одном и том же.
— А ведь я знаю, почему ты подался к иисусопоклонникам, — задумчиво проговорил Зверь. — Ты просто испугался. Ты трус. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что я иду по иерархии строго снизу вверх. Так что однажды должен был наступить твой черед, Магистр, и ты смертельно испугался, видя, как широко шагаю я по трупам твоих предшественников, попирая их раздвоенными копытами. Ты предпочел жалкое, никчемное прозябание в этом таежном скиту доблестной битве и благородному поражению. Ты предпочел отдать крестопоклонникам в качестве позорной дани все свои способности, весь свой талант, всю потенцию за лишние десять — двенадцать лет жалкой жизни, которые ты будешь влачить в голоде, холоде и непрерывном страдании в стенах Дома Боли.
— Ты все меряешь по себе, пес, — устало проговорил Михаил. Длительная пытка здорово вымотала его, и сейчас он чувствовал себя утомленным. Впрочем, трескучие речи собеседника утомляли его еще больше. — Боюсь — тебя, нелепое создание, возомнившее себя богом? Я уже устал от твоей болтовни, ничтожество. Когда ты начнешь меня убивать? Может быть, это ты боишься меня — жалкого, никчемного, слабого монаха?
— Увы, — пожал плечами Зверь. — Я уже давно ничего и никого не боюсь. А иногда хочется. Мне просто больно и горько, что я сейчас сижу напротив пустой выжженной оболочки, оставшейся от человека, который мог бы стать богом. Которого я вполне мог бы назвать учителем, если бы хоть один человек на свете мог претендовать на это звание. И у меня рука не поднимается просто уничтожить эту оболочку, поскольку в ее голове еще блуждают оттенки мыслей и чувств некогда великого иерофанта. Поэтому я сижу здесь и беседую сам с собой, — ибо едва ли имеет смысл беседовать с этой ничтожной оболочкой, — вместо того чтобы немедленно встать, развернуться и молча уйти, оставив за спиной дымящийся труп. Это смешно, но я, по-видимому, до крайности сентиментален.
— Ты работаешь языком как помелом, бес.
— Стараюсь, отче. — Зверь шутовски поклонился.
Два движения, подумал Михаил, кончиками пальцев поглаживая высовывавшиеся из-под власяницы звенья вериги. Чуть податься вперед и молниеносно накинуть выдернутую из рукава цепь на горло сидящего напротив Антихриста. А потом из последних сил потянуть ее концы в противоположные стороны. Когда-то, в прошлой жизни, один магистр мастерски обращался с нунчаками...
Михаил поднял взгляд и посмотрел на Зверя. Тот сидел, лукаво улыбаясь, в расслабленной позе, словно приглашая: ну, давай, Магистр. Попробуй.
Великосхимник молча опустил глаза. Лорд Евронимус был невероятно коварен и опытен. Разумеется, он только и ждет атаки. Магическая битва — это его стихия, его величайший талант. Зверь
