девчонки заглядываться будут». Накаркала.
И тут, в тон Мишкиным мыслям, Прасковья заявила:
— Была бы я помоложе… эх…
И сказано было вроде как Маше, и не досказано до конца, но Мишку в жар бросило от мысли, что какая-то старуха положила на него глаз. Машу это тоже смутило, и она уточнила:
— А вам сколько?
Их проводница безнадежно махнула рукой:
— Да уж все два с половиной десятка…
Маша решила, что это такая шутка, и вежливо хихикнула. Но это, кажется, не порадовало Прасковью, потому что она мрачно добавила:
— Двух мужиков поховала, а третьему не быти…
Она ввела их в дом. Сильно скособоченная, избушка щурилась на мир крохотными мутными оконцами. Тем не менее хозяйка гордо заявила:
— Вот, тута…
И прямо с порога принялась ловко топить печку, бормоча себе под нос:
— Не зябко оно… да вишь девка какая мерзлячая…
Маша уже собиралась насладиться мягким теплом печки, но дым почему-то повалил прямо в избушку. Девочка бросилась наружу, кашляя и обливаясь слезами. Мишка задержался чуть дольше — просто из принципа. Этих двух секунд ему хватило, чтобы заметить полное отсутствие дымохода. Выскочив наружу, он протер кулаками глаза и внимательно осмотрел крышу. Трубы не было.
— Я все понял, — сказал Мишка гордо.
Правда, из-за распухшего носа получилось не столько гордо, сколько жалобно. Маша хмыкнула.
— Да? И где мы?
— Где, не знаю. Но знаю, у кого.
Мишка выдержал паузу — не для пущего эффекта, а чтобы оглушительно чихнуть, — после чего продолжил:
— Это ролевики.
Маша недоверчиво покосилась на домики. У нее были знакомые толкиенисты, она знала даже одного парня, который сам плел кольчуги, но до такого натурализма они никогда не доходили.
— Нет, — замотала она головой, — это уж как-то совсем круто…
— Круто, — согласился Мишка. — Фанаты. Одежда, мебель, дома — все ауто… как его… короче, как тогда было.
— А мы как тут оказались? — поинтересовалась Маша. — Мы же возле Кремля были!
Мишка выразительно посмотрел на блондинку. Он хотел этим взглядом сказать: «Я что, во всем должен один разбираться?! Сама пошевели извилинами», — но Маша его не поняла. Она продолжала смотреть на него требовательно и нетерпеливо.
— Не знаю! — не выдержал Мишка. — Сейчас спросим!
Очень кстати у избушки возник мальчонка лет пяти.
Сначала он вылупился на Мишу, икнул от страха, потом так же уставился на Машу. Присутствие девушки мальчика немного успокоило, и он поклонился ей в ноги.
Маша нервно хихикнула.
— Э, пацан, — начал Мишка, — хватит. Слышь, мы тут заблудились, скажи, как до Москвы доехать.
Мальчик икнул еще раз и затрясся.
Маша подошла к нему, уселась на корточки и тихо попросила:
— Слушай, ты очень круто играешь. Но мы тут, правда, случайно. Скажи, где вы машину оставили. Где дорога?
Мальчик смотрел прямо в глаза Маше, но в них не отражалось ничего, кроме благоговения.
— Ты можешь говорить? — спросила Маша и повернулась к Мише: — Он немой, похоже.
И тут «немой» мальчик заголосил. Из длинной речи удалось вычленить только «Прасковья», все остальное слилось в едином потоке звуков.
Травница выскочила из хатки, схватила туесок и кивнула Маше.
— Пойдем пособишь.
— Куда?
— К Пелагее.
— Зачем?
— Идем, — шепнул Миша, — может, там кого встретим.
— Ты — нет, — отрезала Прасковья и решительным шагом пошла за мальчишкой, который шустро бежал между деревьями.
Миша выразительно развел руками и уселся на бревно. Маша потащилась следом за травницей.
Оказывается, совсем недалеко была деревня. Если, конечно, можно назвать деревней эти вросшие в землю крохотные домики.
Сначала Маша глазела по сторонам, потом опустила глаза вниз и быстро семенила за Прасковьей, потому что с каждой минутой ей становилось все страшнее. Эти ролевики явно безумны! Натурализм натурализмом, но есть же какие-то пределы! Главное — дети, сами-то ладно, но детей жалко. Эти странные чумазые существа, одетые в длинные рубахи… Босые, замерзшие!
— Пришли, — Прасковья свернула во двор и споро занырнула внутрь дома.
Маша протиснулась в избу, согнувшись в три погибели. Темно. Душно. Воздух спертый, влажный, жаркий.
Пока Машины глаза привыкали к мраку, а сама она боролась с тошнотой, Прасковья успела разложить на столе свои корешки.
— Если не родит до ночи — помрет, — спокойно сказала она.
— Что? — подскочила Маша.
— Пелагея. Уже два дня мучается.
— Где? — тупо спросила Маша.
Из груды тряпья в углу раздался нехороший стон.
Машу прошиб холодный пот.
— Вы что тут, совсем с ума посходили? Вызывайте «скорую» немедленно! Где телефон?
— Тихо, — сказала Прасковья, — мудрено говоришь, не разумею.
— Да хватит прикидываться! А если она умрет?..
— Значит, так тому и быть, — прошептала Прасковья.
Маша вылетела из избы, вляпалась в грязь по колено, шуганула курицу. В самой грязище, посередь двора сидел мальчишка, который прибегал и привел их сюда, он держал на руках совсем мелкого ребенка.
— Ты руки когда мыл? — не удержалась Маша. — Что ты ему пальцы в рот суешь?
Мальчик шмыгнул носом.
Больше всего Маше хотелось сбежать отсюда, но она не смогла придумать куда. В хату заходить было страшно до дрожи, но и бросить их всех тут уже тоже было невозможно.
— Вернусь домой, все расскажу маме, — прошептала Маша. — Она — врач. Она приедет и во всем разберется. И детей этих мы отмоем, и все будет хорошо…
Из избы раздался вопль.
Маша вздрогнула, но ноги сами понесли ее внутрь. Как ни странно, внутри уже довольно приятно пахло травками.
— Воды принеси! — не оборачиваясь, приказала Прасковья, не отходя от роженицы.
Маша опять вышла во двор.
— Где вода? — медленно спросила Маша у мальчишки, — Ко-ло-дец? Реч-ка? Во-да?
Мальчик вскочил, положил малыша на травку, сгонял за дом, принес две деревянные емкости, типа вёдра, и шустро побежал с одним по улице. Маша с большим трудом успевала за ним с пустым ведром, а уж
