Генри Кассавант — три дюйма высотой, но улыбчивый и крепкий. Он сохранит эту фигурку на всю оставшуюся жизнь, будет иногда смотреть на нее и вспоминать это лето, и каждый раз к нему будет возвращаться улыбка.
В первый же вечер, когда они вернулись во Френчтаун, он долго рылся в привезенных из Викбургской квартиры вещах, пока не нашел то, что искал. Генри вышел из дома и сразу же направился на кладбище прихода Святого Джуда. Смеркалось, опустился густой туман. Он воткнул в мягкую землю могилы Эдди бейсбольную биту, и рядом с тем местом, куда она воткнулась, положил истертый и помятый мяч. Он отступил назад, чтобы полюбоваться результатом своего творчества. Он не знал, как долго здесь пробудут мяч и бита, пока их кто-нибудь не заберет с собой, но на данный момент, в этот вечер, у Эдди был памятник.
Он стал на колени и начал молиться. Он молился об отце и о матери, о душе Эдди, если она все еще была в чистилище, о Дорис и о старике, и еще о гиганте. Когда он шептал: «…сохрани нас от Лукавого. Во имя отца и сына…» — то подумал о бакалейщике. Он сделал то, чего еще никогда не делал прежде — помолился о мистере Хирстоне. «…отпусти ему его грехи», — шептал он. — «…и мне мои тоже…»
Он продолжал стоять на коленях. Сумрак сгустился и перешел в ночь, принеся с собой холод. Голые руки Генри озябли. И свет появившейся из-за облаков луны упал прямо на мяч и бейсбольную биту.
