смотрел на изношенное пятно на половицах печи перед дверью духовки.
Я скучаю по ней, Ли.
Я скучаю по ней тоже.
Я скучаю по ним обоим.
Я знаю.
Я слышал, как Тельма заходила в комнату с куском табака за щекой. 'Все в порядке, девочки. Я думаю, что для вас достаточно волнений для одного утра. Давайте вернемся в другую комнате и посмотрим, что мы сможем выиграть в шоу 'Цена права'.
Тельма подмигнул мне и выкатила коляску с тетей Мерси из комнаты. Тетя Грейс шла прямо за ними с Джеймсом Харлоном, возле ее ног. 'Я надеюсь, что они дадут один из тех холодильников, что самостоятельно подает воду.'
Мой отец потянулся за газетой и продолжил читать с того места, где я остановился. 'Поминальная служба пройдет в часовне у Ручья Болотной птицы.' В моей голове мелькнула Амма с Мейконом, стоящие лицом к лицу по середине туманного болота по ту сторону полуночи.
'Ай, черт, я пытался объяснить каждому, кто слушал. Амма не хотела бы поминальной службы.' Он вздохнул.
'Нет.'
“Она беспокоится где-нибудь прямо сейчас и говорит: 'Я не вижу причин, чтобы вы тратили впустую хорошее время, оплакивая меня. И конечно, мой Любимый Избавитель, я не трачу впустую свое время, оплакивая вас.'
Я улыбнулся. Он склонил голову влево, точно так же, как Амма, когда волновалась. “Д У Р А Ч Е С Т В О. Десять вниз. Как целая ничейная вещь (?), но мешанина и ерунда, Митчелл Уэйт.”
На сей раз я смеялся, потому что мой папа был прав. Я мог слышать ее высказывание через него. Она очень не хотела быть центром внимания, особенно когда это вовлекло позорный Погребальный Парад Жалости в Гатлине.
Мой папа прочитал следующий абзац. “‘Мисс Амма Трюдо родилась в Не корпоративном округе Гатлина, в Южной Каролине, шестой из семи детей, родившихся у покойной семьи Трюдо.” Шестой из семи детей? Амма когда-то упоминала своих сестер и братьев? Я только помнил ее разговор о Великих.
Он читал дальше некролог. “Часть своей карьеры она посвятила пекарской деятельности, прославляясь в округе, по крайней мере пять десятилетий и на многих окружных ярмарках.” Он снова покачал головой. “Но никакого упоминания о Золоте Каролины? О Господи, я надеюсь Амма не читает этого там, на каком-нибудь облаке. Она будет метать молнии, на лево и направо.”
Она не такая, подумал я. Амму не волнует, что они говорят о ней. Не люди в Гатлине. Она сидит где- нибудь на крыльце с Великими.
Он продолжил. 'Мисс Амма оставила свою большую семью, множество двоюродных братьев, и близких друзей семьи.' Он сложил газету и бросил ее обратно на стол. 'Где та часть, где мисс Амма оставила двоих жалких, голодных, печальных мальчиков, когда-то обитающих в поместье Уэйтов?' Он нервно стучал пальцами по деревянной столешнице между нами.
Я не знал, что сказать в первую очередь. 'Папа?'
'Да?'
'Как думаешь, с нами все будет хорошо?'
Это было правдой. Это то, что она делала все это время, если вы подумали об этом. Оставляя нам все готовое какое-то время, когда она не должна была оставлять нам готовое в течение всего времени после этого.
Пока что.
Мой отец, должно быть, понял, потому что он быстро опустил руку мне на плечо. 'Да, сэр. Перестань, я это знаю.'
Я больше ничего не сказал.
Мы сидели там вместе, глядя в кухонное окно. 'Все остальное совершенно неважно.' Его голос шатко звучал и я знал, что он плачет. 'Она воспитала нас достаточно хорошо, Итан.'
“Конечно, она это сделала.” Я сам боролся со слезами. Из уважения, я предполагаю, как сказал мой папа. Вот как это должно было быть сейчас.
Это правда.
Было больно - это чуть не убило меня, но это было так же реально, как и потеря моей мамы была реальной. Я должен был принять это. Может быть, это был способ, которым Вселенная объясняет, по крайней мере эту ее часть.
Правильные вещи и простые вещи это не одно и тоже.
Амма учила меня этому лучше чем любой другой.
'Может быть, сейчас она и Лила Джейн заботятся друг о друге. Может быть, они сидят вместе, обсуждая жареные помидоры и сладкий чай.' Мой папа смеялся сквозь слезы.
Он понятия не имел, насколько был близок к правде, но я не сказал ему этого.
'Вишни.' Это было все что я сказал.
- Что? - мой папа весело на меня посмотрел.
“Маме нравятся вишни. Прямо из дуршлага, помнишь?” Я повернул голову в его сторону. “Но я не уверен, что тетя Прю позволит либо-кому из них вставить хоть слово.'
Он кивнул и протянул руку, пока она не коснулась моей руки. 'Твоей маме все равно. Она просто хочет, чтобы ее оставили в покое с ее книгами на какое-то время, тебе так не кажется? По крайней мере, пока мы туда не попадем?'
'По крайней мере.' Сказал я, хотя не мог смотреть на него сейчас. Мое сердце вытаскивали многими различными способами одновременно, и я не знал, что чувствую. Часть меня жалела, что я не могу сказать ему, что видел маму. То, что ей хорошо.
Мы так и сидели, не двигаясь или разговаривая, пока я не почувствовал, что мое сердце начинает сильно биться.
Ли? Это ты?
Выходи Итан. Я жду.
Я услышал музыку, прежде чем Колотушка оказалась в поле моего зрения, завидев ее через оконное стекло. Я встал и кивнул своему папе. 'Я собираюсь к Лене на какое-то время.'
'Иди на столько, насколько нужно.'
'Спасибо, папа.'
Когда я повернулся, чтобы выйти из кухни, я поймал последний взгляд своего отца, сидящего в одиночестве за столом с газетой. Я не мог этого сделать. Я не мог оставить его в таком состоянии.
Я потянулся за газетой.
Я не знаю, почему я взял ее. Может быть, я просто хотел, чтобы она со мной еще немного побыла. Может быть, я не хочу, чтобы мой папа сидел один со всеми этими чувствами, увлеченный в бумагу с глупым кроссвордом и худшим некрологом.
Тогда это пришло ко мне.
Я вытащил ящик Аммы и схватил карандаш №2. И поднял его, чтобы показать отцу.
Он усмехнулся. “Начатый острый, она его заострила.”
“Это то, что она хотела бы. В последний раз.”
Он откинулся на спинку стула, пока еще не дотягиваясь до ящика и не бросая мне коробку 'Красных Горячих'. 'В последний раз.'
Я обнял его. 'Я люблю тебя, папа.'
Потом я провел своей рукой по всей длине кухонного окна, отправляя рассыпанную соль на пол по всей кухне.
“Пришло время впускать призраков.”
Прежде чем Лена нашла меня, я уже был на полпути вниз, спускаясь по ступенькам крыльца. Она упала в мои объятия, обвив меня своими тощими ногами. Она вцепилась в меня, а я держал ее, словно никогда друг друга и не отпускали.
Было электричество, много электричества. Но поскольку ее губы нашли мои, не было ничего, кроме
