(ведь не только у своей матери, но и у короля брал он уроки жизни и властвования), — поняв, что он стал жертвой милой и такой спортивной уловки (в которой, правда, не было ничего бесчестного или позорного), он пригласил в замок Линьер одну знакомую куртизанку, с которой весело проводил время в Блуа. Так после игры в мяч под одобрительные возгласы и взгляды стражников, полагавших, что он идет к супруге, он запирался в покоях большой башни именно с этой сладострастной дамой.
Жаль, но вскоре об этом стало известно не только в провинции Берри и на берегах Луары, но и в Париже, где история эта наделала много шуму. Как водится, одни жалели молодую герцогиню Орлеанскую, другие защищали Луи, «которого женили силой», и все единодушно винили короля, который стал причиной несчастья обоих.
В марте 1479 года Людовик XI внезапно заболел, и врачи не смогли сказать ничего определенного о его недуге. Утверждали, что он парализован и даже потерял дал речи и что при нем неотлучно дежурит некий святой человек, приехавший во Францию из итальянской Калабрии, изумляя успехами своего лечения всех врачей.
Но пока парижане повторяли эти слухи, ежедневно жадно ловя новости о здоровье государя, семнадцатилетняя принцесса Анна де Боже оставалась в Амбуазе, глубоко страдая по Луи Орлеанскому. Как ни странно, отец всегда восхищался ее умом, говоря: «Она — наименее глупая из всех женщин Франции, ибо судьбе не было угодно познакомить меня ни с одной умной». И словно подтверждая эти слова делом, он отдал именно под ее опеку своего сына и наследника Карла, который должен был рано или поздно получить в наследство «самое прекрасное из земных королевств».
Однако на сей раз, — рассказывает Ги Бретон, — Людовик XI выздоровел вопреки всем стараниям и ухищрениям врачей. И Луи Орлеанский, уже тайно обсуждавший с важнейшими сеньорами королевства, как легче заполучить власть, отобрав ее у законного наследника Карла, вновь отошел в тень, затаив в душе досаду и предавшись для наилучшего душевного успокоения сладострастию и разврату. Говорят, что в это время у него была связь с известной красавицей и куртизанкой Амазией, чей неверный и взбалмошный нрав причинял ему немало неприятностей. Едва он покидал ее покои, эта очаровательная и сладострастная красавица тут же оказывалась в объятиях слуги, лакея, а иногда и первого встречного сластолюбца, встреченного ею на улице и тотчас увлекаемого гетерой на ее ложе. Луи Орлеанский не смог долго этого переносить и, избавившись от свиты у дверей ее дома, стал затворяться с ней в одиночестве, полагая, что лучше уж готовить самому, чем заставать Амазию обнаженной на коленях у достопочтенного повара или у его ног.
Дело доходило до смешного. Часто ловкая девица говорила с лукавой усмешкой на устах: «Ваше высочество, не слышите ли вы стук в дверь? О! Видно, нам принесли пирог с абрикосами, которые я так люблю. Не беспокойтесь, следите за плитой, не сожгите голубей, я сама посмотрю, кто там пришел». И, — красавица упорхнула, а Луи ждал некоторое время, не выказывая ни малейшего нетерпения. Ему даже нравилось следить за плитой и слегка поворачивать вертел, но время шло, кушанье уже было готово, и уже подгорало, а нашей прелестницы и след простыл. В душу юного герцога начали закрадываться подозрения. Оставив кухню, он направился в переднюю и едва не обезумел от гнева. Лежа прямо у входа на платьевом комоде, его любовница предавалась пылкой страсти.
В ответ на упреки Людовика она призналась, что и сама считает такую сцену неуместной и даже возмутительной, но как иначе она могла отделаться от настойчивого и назойливого ухажера? Само собой разумеется, не оставалось ничего другого, как впустить его и удовлетворить его страсть.
Летописец того времени скромно замечает, что герцог простил ее, «поскольку это была очень распутная история, а он слишком любил девиц легкого поведения…» [17] . По всей видимости, именно эта любовь побудила юного Луи раздавать в Рождество 1480 года деньги всем шлюхам города Тура, причем будущий король сам наблюдал за тем, как его слуги раздают золотые монеты девицам, а те вместо благодарности задирают юбки, обнажая свои прелести, хохоча и делая при этом неприличные жесты. Так вполне богоугодное дело едва не превратилось в самую настоящую оргию.
Увы, в 1483 году король Людовик XI скончался, случилось то, что давно уже должно было случиться, но что судьба так странно откладывала со дня на день. На трон взошел Карл VIII, которому было всего лишь тринадцать лет, а потому реальной властью овладела уже известная нам Анна де Боже, которой в это время исполнилось всего лишь двадцать два года. И сейчас она не забывала свою былую страсть, назначив юного герцога Орлеана наместником Иль-де-Франс. Но Людовик глядел на нее почтительно и холодно, притворившись, что совершенно ничего не понимает и ровно ни в чем не заинтересован. Мимо этой тайной и неразделенной страсти не мог пройти мемуарист Брантом, сказав: «Когда бы Луи Орлеан захотел хоть немного уступить любви госпожи де Боже, он немало выиграл бы от этого…».
Естественно, что фактическое правление семейства Боже было не по душе знатнейшим сеньорам Французского королевства и в особенности принцам крови. Они считали его совершенно незаконным, хотя Анна де Боже, как и ее супруг Пьер де Боже, ссылались на устную предсмертную волю Людовика XI. Луи Орлеанский не стал медлить и поспешил воспользоваться сложившимся положением. Теперь он, в свою очередь, потребовал законного регентства и, отчасти опережая события, объявил о своем намерении вместе со своей многочисленной свитой обосноваться в замке Амбуаз, расположенном подле города Амбуаз на левом берегу Сены и в то время служившим резиденцией маленького короля Карла VIII. Однако Анна де Боже, будучи подлинной дочерью старого французского лиса, ныне почившего в бозе, предвидя все нежелательные последствия, могущие возникнуть после этого «скромного» переезда, потребовала, чтобы гарнизон Амбуазского замка и города присягнул на верность именно ей… Так на некоторое время претензии Орлеанского были отражены, а угроза с его стороны сведена к минимуму, однако Анна понимала, что положение ее ненадежно. Только созыв Генеральных штатов мог решить дело. В этом месте нам стоит сделать отступление.
Общеизвестно и не требует особых пояснений то, чем являлись для истории Французского королевства Генеральные штаты, сословно-представительное учреждение Франции и Нидерландов. Они состояли из представителей дворянства, духовенства и горожан и созывались королем. Возникновение этой политической формы, этого весьма важного политического института восходило к началу XIV века и знаменовало для Франции переход к сословной монархии. Уже в конце XIII века представители городов присутствовали и заседали на собраниях знати, но широкое и регулярное представительство началось лишь с собрания, созванного королем Филиппом IV в 1302 году для отпора непомерным теократическим притязаниям папства. Персональное участие в Генеральных штатах крупных светских и духовных сеньоров — вассалов короля — постепенно было заменено посылкой выборных депутатов от сословий — дворянства, городов и духовенства. Представители сословий заседали и принимали решения раздельно. Общее же решение выносилось посословным голосованием, при котором каждое из них имело всего лишь один голос. В период трагической и знаменитой Столетней войны Франции и Англии (1337–1453 гг.) политическая роль Генеральных штатов неизмеримо возросла. Королевская власть нуждалась в финансовой и политической поддержке всего народа, особенно городов — краеугольного камня экономического могущества и процветания королевства, однако с середины XV века их роль начинает ослабевать и, разумеется, это происходит не без активного участия короля, в особенности Людовика XI, стремящегося к созданию абсолютной и, следовательно, совершенно полновластной монархии.
Но вернемся к нашему рассказу. На этот раз созыва Генеральных штатов требовали одновременно Анна де Боже и Людовик Орлеанский. Заседание состоялось в Туре 5 января 1484 года. По окончании длительной дискуссии, как гласит рассказ историка Ги Бретона, был создан регентский совет, после чего представители всех провинций все-таки доверили мадам Анне опеку над юным королем.
И в этот раз Людовика Орлеанского ждало разочарование. Казалось, судьба совершенно перестала печься о нем. Глубоко огорченный, он покинул прекрасный город Тур и прибыл ко двору герцога Бретонского, при котором все мятежные или опальные принцы и вельможи французского двора всегда находили убежище, приют и понимание.
Герцог Франсуа (Франциск) Бретонский (1450–1488) был рад встрече с родственником, ведь и он был отпетым вертопрахом. В свое время его почти открыто соблазнила красивая и пылкая Антуанетта де Меньле, любовница короля Карла VII после смерти Агнессы Сорель, о которой мы имели случай говорить ранее. Красавицу подослал к герцогу Бретани сам Людовик XI, желавший из дел амурных получить политические дивиденды, и, надо сказать, она не разочаровала герцога, ибо была необычайно
