было не испытывать никаких проблем со снабжением. Очевидно, в данном случае имелись в виду плодородные земли близ Метапонта, на монетах которого когда-то традиционно изображался колос пшеницы. Мятежники не только собирали припасы, но и ковали оружие, готовясь к продолжению войны. Таким образом, на протяжении целого года римляне несли серьезный урон, а войско Спартака только усилилось за счет продолжавших приходить к нему тысяч беглых рабов, безземельных крестьян и перебежчиков, видимо, из рядового состава вспомогательных римских войск. Орозий отмечал, что после захвата Метапонта под началом у Крикса было 10 000 воинов, у Спартака же тогда было в три раза больше (Oros. V. 24. 2). Аппиан, склонный к весьма вольному обращению с цифрами, особенно в отношении врагов Рима, считал, что общая численность восставших достигла тогда 70 000 человек (Арр. I. 116).
Потратив зиму на подготовку новых рекрутов, весной 72 г. до н. э. Спартак «стал уже великой и грозной силой, но как здравомыслящий человек, ясно понимал, что ему все же не сломить могущество римлян, и повел свое войско к Альпам, рассчитывая перейти через горы и таким образом дать каждому возможность вернуться домой — иным во Фракию, другим в Галлию» (Plut. Crass. 9) [49]. Внешнеполитическая ситуация в этот момент складывалась для Рима крайне сложно, и не один только Спартак занимал умы римских граждан. Этим на первых порах во многом и объяснялись его успехи. Незадолго до бегства гладиаторов из Капуи на востоке началась уже третья по счету война с Митридатом VI Евпатором, отвлекшая на себя значительные военные силы государства во главе с наиболее одаренным римским полководцем Луцием Лицинием Лукуллом. На Средиземном море безнаказанно разбойничали киликийские пираты [50] , а в результате блокирования ими прибрежных италийских городов, и в первую очередь порта Остии, цены на зерно подскочили так высоко, что в столице стали поговаривать о голоде. В то же время в Испании еще с 80 г. до н. э. велись безуспешные действия против мятежного военачальника Квинта Сертория, который, подчинив своему влиянию испанские племена, сумел создать там своего рода «государство в государстве» с сенатом из 300 римских эмигрантов. Испания стала центром притяжения всех недовольных положением дел в Риме, всех, кто мечтали вернуться на родину победителями. Правда, в 72 г. до н. э. могущество Сертория оказалось подорвано действиями армии Гнея Помпея (рис. 31), но об отводе из Испании римских войск пока не могло быть и речи. Между тем, когда положение серторианцев, располагавших еще достаточно большой военной мощью, осложнилось, в Риме появились слухи об их скором нападении на Италию. Если бы это произошло, вывести восставших за пределы Апеннинского полуострова, конечно, было бы несравненно легче.
Римский сенат, в полной мере осознав всю серьезность положения, отправил на борьбу с рабами сразу обоих консулов 72 г. до н. э. — Гнея Лентула Клодиана (ок. 114-45 до н. э.) и Луция Геллия Попликолу (ок. 120-60 до н. э.) [51] . Такое раньше происходило только в период тяжелейших войн с самнитами и карфагенянами, а в недавнем прошлом — при столкновении с германскими племенами кимвров и тевтонов. Каждый из консулов после произведенного набора солдат вел за собой два легиона, что с учетом вспомогательных войск позволяет определить минимальную общую численность их армий в 30 000 человек. Относительно первого из упомянутых полководцев можно сказать, что это был не самый лучший выбор, поскольку на его счету были только неудачные действия против серторианцев в Испании под началом Гнея Помпея, тогда как Луция Геллия все знали как превосходного оратора и достаточно опытного в военном отношении человека. Кстати, тогда под его командованием служил ставший позднее известным политическим деятелем Катон Младший (95–46 до н. э.) (рис. 32).
Он вступил в армию Попликолы добровольно, что для представителей «золотой молодежи» того времени было большой редкостью, из-за своего сводного брата, Квинта Сервилия Цепиона, назначенного на должность военного трибуна. В биографии Катона Плутарх приводит некоторые детали этой кампании, отчасти объясняющие причины постигших римлян неудач и на контрасте с его поведением демонстрирующие состояние римской армии на тот момент: «…начальники вели войну плохо, все же среди изнеженности и страсти к роскоши, которые владели тогда солдатами, он обнаружил такое умение повиноваться, столько выдержки, столько отваги, неизменно соединявшейся с трезвым расчетом», что «Геллий отметил его наградами и славными почестями» (Plut. Cat. 8).
В ходе военной кампании каждая консульская армия должна была решать самостоятельную задачу без реального единого командования, хотя, как говорил Наполеон, в данной ситуации один плохой генерал лучше двух хороших. И в этом он был абсолютно прав, так как разделение всего войска на две части, двигавшиеся различными путями, подвергало ту из них, на которую обрушились бы главные силы противника, чрезвычайному риску. План консулов, насколько об этом можно судить по развитию событий, заключался в согласовании действий против Спартака, с тем чтобы вернее зажать его в клещи у побережья Адриатического моря в районе Гарганского полуострова. Эта местность славилась коневодством и овцеводством, а также тем, что в изобилии производила зерно и плоды. Следовательно, можно было полагать, что восставшие задержатся там на неопределенное время. Лентул, судя по всему, двинулся самым коротким путем по Via Tiburtina Valeria, протянувшейся на расстояние около 200 км через Апеннины до города Атерн (совр. Пескара) на побережье Адриатики, тогда как Геллий — в юго-восточном направлении по Аппиевой дороге через Капую и далее по долине реки Ауфид (совр. Офанто) в Апулию — туда, где в 216 г. до н. э. у г. Канны римляне потерпели сокрушительное поражение от карфагенского полководца Ганнибала. Через десять дней после выступления в поход при средней скорости передвижения 35 км в день оба консула должны были оказаться у намеченной цели на небольшом расстоянии друг от друга. Сведения о передвижении вражеских армий, видимо, заранее стали известны командирам повстанцев из рассказов перебежчиков и донесений собственных разведчиков, и чтобы избежать разгрома основные силы под командованием Спартака скрытно двинулись ускоренным маршем в северо-западном направлении. При этом от них отделился двадцатитысячный отряд Крикса (Liv. Per. 96) [52] , занявший на поросших лесом пологих склонах горы Гаргана выгодные во всех отношениях позиции (рис. 33). Они находились примерно в двух днях пути от устья Ауфида и в 25 км к востоку от дороги, по которой должны были пройти легионы под командованием Геллия. Тем самым создавалась потенциальная угроза для их правого фланга или тыла в случае продвижения вперед. Предполагать в такой сложный момент, когда больше всего требовалось единство руководства, сознательный раскол в армии рабов из-за принципиальных разногласий между ее вождями [53] нет никаких оснований. Скорее всего, действия Крикса, якобы вышедшего из подчинения, были намечены заранее для достижения тактического преимущества [54]. В случае разгрома восставшими сил под началом Лентула, армия Геллия, следуя вдоль Адриатического побережья, могла сама оказаться между двух огней.
Спартак нарушил все расчеты своих противников. Стремительно преодолев путь до выхода Via Tiburtina Valeria к Атерну, он успешно реализовал первую часть своего плана. Судя по всему, предпринятое затем нападение на два легиона Лентула в тот момент, когда они еще не завершили свой путь через Апеннины (Flor. III. 20. 10), стало для римлян полной неожиданностью. Сражение с Лентулом должно было начаться, когда войско Геллия находилось в пяти днях пути от горы Гаргана. Эта гора отстояла от Атерна на довольно внушительное расстояние, около 160 км. Таким образом, при удачном исходе дела Спартак вполне мог успеть оказать помощь Криксу. Его основная задача, очевидно, заключалась в том, чтобы с далеко не самой боеспособной частью войска, не вступая в открытый бой, продержаться необходимое время в укрепленном лагере.
Планируя сражение с Лентулом, Спартак явно рассчитывал, что в условиях пересеченной местности
