Елена Жаринова
Сын скотьего Бога
Тяжелые тучи низко ползут над Волховом. Еще сверкают купола Святой Софии, еще белеют стены Параскевы Пятницы, но скоро все поглотит мгла. Скоро прольется дождь.
Струи побегут по бронзовым лицам на памятнике Тысячелетию России: Рюрик, Ольга, Владимир, Дмитрий Донской, Иван Грозный… Вот она, наша древняя история. Об ее истоках мы знаем со школьной скамьи: се повести временных лет, откуда есть пошла русская земля, кто в Киеве стал первым княжить и как возникла русская земля…
Повесть временных лет пристрастна. Ее автор, во-первых, христианин, пишущий о язычниках. Во- вторых, он киевлянин, то есть гражданин Киевского государства. Киев для него — отец городов русских, нулевая точка, начало всех начал.
Но нет такой истории, древнее которой не было бы еще истории. У каждого есть не только отец, дед, прадед, но и предок в каком-нибудь сотом колене — просто мы не знаем о нем. Что происходило на волховских берегах до прихода Рюрика? Вадим, Гостомысл… Дальше — тьма. Но там, где молчит наука, говорят легенды.
Далеко-далеко отсюда, на берегу Черного моря, которое греки называли Понт Евксинский, жило одно племя. Оно плодилось и размножалось, и в один прекрасный день ему стало тесно на своей земле. Между соплеменниками начались распри. Тогда князь Словен сказал: «Разве во вселенной только и есть та земля, что сейчас под нами? Друзья и братья! Оставим вражду и несогласие и пойдем по вселенной света в поисках новой плодородной земли».
Словен ходил по странам вселенной. Как крылатый орел, пересекал он горы, реки и пустыни, но нигде не находил подходящего места. И лишь спустя четырнадцать лет вышел на берег огромного озера. Озеро звалось Мойско. Из него вытекала великая река, зовомая Мутной. Волхвы повелели Словену быть насельником этих мест.
Язык легенды сух. Нам остается только вообразить тот миг, когда все племя — несколько тысяч человек — застыло за спиной своего вождя. Стихли последние шаги. Не слышно ни звука. Впереди молчаливой стеной высится лес. Кричат кулики на болотах. На юг и на север текут безымянные реки, которые еще предстоит назвать.
В этот удивительный миг каждый чувствовал, что вернулся домой. Путь был долгим, но обещанная князем и колдунами земля наконец под ногами.
Правда, новую родину надо еще обрести. Поладить с чужаками — чудью, весью и мерей. Выжечь под пашни лес. Огородиться укрепленным валом. Поставить идолы богов — Велеса и Мокоши. И скоро тишину взбудоражил стук топоров, взволнованные и деловитые голоса.
Город, построенный князем, назвали по имени основателя — Словенск. Именем его жены Шелони назвали речку, впадающую в озеро Мойско. Самому озеру дали имя сестры князя — Илмерь, или Ильмень. А великой реке, из него вытекающей, — имя старшего княжьего сына Волха. И стала она зваться Волхов…
Но был ли город? Словенск так же легендарен, как гомеровская Троя. Трою все-таки нашли, а Словенск пока нет. Если он когда-то и существовал на свете, то теперь глубоко ушел под землю, как Китеж- град — под воды озера Светлояр. Сверху — многочисленные исторические пласты Великого Новгорода. Возможно, Словенск еще ждет своего Шлимана…
Легенда о Волхе принадлежит седой древности. Она запутанна, как все древние легенды. Ее досочиняли еще в XVII веке, а корни ее уходят в первобытную мифологию.
В представлении о давних временах есть две крайности. Одна — чрезмерное сюсюканье с прошлым. Предки, дескать, были лучше нас, чище нас, жили в гармонии с миром, были неиспорченны цивилизацией и особенно деньгами.
Другая крайность — это взгляд свысока. Темные, дескать, были люди. Теории Дарвина не знали, пороха еще не изобрели, селились в землянках и жили в вечном страхе перед своими выдуманными богами.
Но наши предки смотрели на мир такими же, как у нас, глазами. В их груди бились такие же сердца. А значит, мы похожи больше, чем можем себе представить…
Вот драма человеческой жизни, разыгранная на волховских берегах. Это всего в четырех часах езды на автобусе от Питера — и почти полторы тысячи лет назад. Следы этой драмы зашифрованы в легендах, былинах и сказаниях.
Историк! Если эта книга случайно попадет тебе в руки, будь к ней снисходителен. А лучше и вовсе не читай. Автор не ест твой хлеб. Менее всего автор претендует на историческую достоверность. История в нашем изображении — это метафора. Все условно: образ города, и образ героя, и образ эпохи. Условны декорации. Условно время.
Дождь прошел. Вода в Волхове сделалась голубой. Солнце золотит стволы реликтовых сосен на Перыни. Река несет свои воды сквозь время, и странные тени мелькают по берегам… Приглядимся к ним повнимательней.
Часть первая Исход
Каждый день на пологом пляже у Реки происходило занятное действо: подростки бились на мечах. Мечи были настоящие, не деревянные, их звон далеко разносился над Рекой. Все парни были богато одеты, с надменными балованными лицами — золотая молодежь города Словенска.
Сегодня сражалась странная пара: плечистый богатырь и щуплый, но жилистый мальчишка. Первый сосредоточенно пыхтел, отражая удары. Второй наступал, применяя коварные уловки. Его лицо было необычайно подвижно. Он то по-волчьи скалился, то щурился, то грозно сдвигал брови, подымая над головой разящий меч. Его тонкие руки в этот миг твердели, как мореное дерево.
— Ну что, княжич, железная рубаха не жмет? — весело крикнули сверху. На краю речного обрыва сидела большая компания ребят от двенадцати до семнадцати лет. Все — еще гладколицые, лишь у кричавшего, красивого синеглазого парня, уже пробивалась темная бороденка.
— Она… называется… кольчугой… — ответил княжич, не сводя глаз с противника: по удару — на каждое слово. — У греков теперь все такие носят.
— Ты в ней на пугало похож, — не унимался сверху бородатый шутник. — Звенишь, колокольцами трясешь, ворон пугаешь.
Княжич на мгновение повернулся и погрозил кулаком. В этот момент неуклюжий противник сделал выпад и задел его мечом чуть ниже плеча. Тот вскрикнул от неожиданности и со злостью швырнул меч на песок.
— Все, хватит!
— Волх, прости. Я нечаянно! — испуганно пролепетал злосчастный победитель.
— Меч подбери, — велел княжич. Он ловко вскарабкался на обрыв и гордо показал Клянче плечо. На кольчуге были разрублены два звена.
— На, полюбуйся! Ни царапины. Синяк будет, и все. А если б не эта, как ты выражаешься, железная рубаха, быть мне калекой.
— Пф! — презрительно скорчился Клянча. — Алахарь бы тебе и голой руки не отрубил. Ты его насмерть загонял. Вон, еле тащится, — и они посмотрели вниз, на краснощекого Алахаря, который лез на обрыв, помогая себе двумя мечами. — А ты стань в такой рубашонке против Хавра.
— Дурак, — холодно сказал княжич. — Сам стань.
Клянча загоготал. Волх раздраженно прикрыл глаза. Он теребил деревянный оберег на шее — солнечное колесо, коловрат, материнский подарок. Ему было скучно. Это от скуки он затеял бой с Алахарем, от скуки напялил новенькую, подаренную отцом византийскую кольчугу, от скуки каждый день затевал с
