платье без рукавов улыбнулась мне. Нет ли у меня опыта работы со слепыми? Она учит их ориентироваться на местности. Хотелось бы узнать, как с ними заниматься искусством. Только лепкой? Или можно попробовать и рисование?
Я смотрела на нее во все глаза — неужели ей не холодно? Неужели ее не донимают проклятые насекомые?
Потом подошла уже знакомая мне Даша. Она работает с даунами и с детьми, которым пересаживают костный мозг. Это она мне рассказывала про кукольный спектакль, который устраивала с даунятами, про то, что им больше всего было жаль Бабу-ягу. Потому что ее никто не любит.
А вот и Коля — маленький, борода клинышком, ноги враскоряку. Тот самый Коля, что показывал мне свечи для детей, больных раком.
— Ручки у них слабые, а воск этот специальный, мягонький, приятно в руках держать, а еще они любят смотреть на пламя.
Коля привез на Валдай взрослую дочку, она очень любит рисовать.
Стало тепло на душе. В конце концов, переживу ночь с Керсновской, утром выпью кофе, ничего мне не сделается. Не сахарная.
Таня принесла мне что-то против аллергии.
— Комары тебя любят, — сказала она. — Выпей таблетку, станет полегче.
Ночью, замерзая на полу в спальнике (предлагали еще одно одеяло, сдуру отказалась), отбиваясь от комаров, я с фонариком, как в свое время в интернате, дочитывала второй том.
Светало. Послышались шаги — это Толя. Он пришел бриться. Рядом с моей комнатой был туалет и умывальник.
— Вам холодно? Вы не спите.
— Я книжку читаю. Ты умеешь читать?
— Нет. Не хочу быть мужчиной. Волосы везде. Хочу быть мальчиком с кудрями, хочу рулить.
Топот не прекращался. Дети бегали в туалет, умываться. Уже не уснуть. Начинается семинар, а я совсем никудышная. Душа нет, одежда мятая — отвыкла я от такой жизни.
Пришли дежурные по кухне:
— С добрым утром! Как спалось?
Я встала, убрала Керсновскую в рюкзак и вышла искать палатку Тани и Ани. Но искать не пришлось. Таня и Аня, свеженькие, выспавшиеся, шли мне навстречу.
— Прогуляемся до озера?
— А кофе у вас нет?
— Для тебя у нас все есть, — сказала Таня.
Она сбегала за термосом. В нем был ненавистный цикорий. Но Таня так радовалась, что у нее все для меня есть, — пришлось пить.
Озеро красивое, как на открытках. Вот только вода ледяная. А что делать? Как-то надо вымыться после ночи. Разделась, запрыгнула в воду. Мамочки! Полотенца нет!
— Для тебя у нас все есть! — Таня держит полотенце наготове. Растерла меня докрасна.
На завтрак давали овсяную кашу. С детства ее не ем. Таня принесла мне бутерброд с сыром, яйцо и жиденький чаек — очередное воспоминание об интернате.
Мы начали с глины. Детей забрал дежурный на прогулку, а мы, сидя за убранными после завтрака столами, лепили. Любимая тема — мы лепим, что мы лепим… Как нам стало хорошо!
Толя тоже участвовал — он же взрослый! Его я взяла на себя, чтобы Аня могла «оттянуться». Она приехала сюда, будучи на грани душевного срыва. Месяц тому назад она похоронила мать. Толя был привязан к бабушке, и ее смерть (не неожиданная, после долгой болезни) вызвала тяжелую агрессию. Никакие таблетки не помогали. В это время Аня прочла мою книгу «Преодолеть страх, или Искусствотерапия», а вскоре кто-то сказал ей, что я приезжаю в Москву и еду с группой на Валдай.
Толя устал от глины, и, пока продолжалась лепка, мы пошли с ним в соседний зал развешивать веревки для следующего занятия. Это занятие пришлось ему по душе. Я заметила, что он любит быть полезным, любит помогать, и сделала его своим «ассистентом по трудностям». Все дни семинара Толя был рядом. И случилось внеплановое чудо — он научился писать слова.
А было это так. На второй день мы превратили мою комнату в «Весь мир». Живописные работы висели на прищепках в центре комнаты, наши портреты углем заняли стенку почета, скульптуры тоже нашли свое место, а вот пол оставался пустым. Из похода дети нанесли всяких коряг, веток и прочих прелестей, и мы провели реки, разбили озера, наполнили их рыбами и водорослями.
— Как перейти? — спрашивает Толя.
— Мост надо строить, — говорю.
— Не могу.
— Тогда надо написать «река». И что мост будет. Чтобы не утонули.
— А каким цветом?
— Выбери.
Побежал за гуашью, принес три краски — красную, синюю и желтую.
— Красный — это мост красный.
— Пиши «мост».
— А как писать?
— Так и пиши: м-о-с-т.
— Написал!!! Правильно?
— Правильно.
«Р-е-к-а» синяя. Вышло!
— А что будет желтым?
— Светофор!!!
— В светофоре нет синего.
Толя умчался. Принес зеленую краску.
— Пиши «светофор».
— Зеленым?
— Давай зеленым, раз принес.
— А желтый куда?
Толя обеспокоен. Дергает плечами, крутит головой. Сбила я его с толку зеленой краской.
— Пиши «светофор» желтым. Зеленый — это трава.
— Зеленый — это трава, — в светофоре трава? Т-р-а-в-а… — машет он руками и припрыгивает.
На счастье, в комнату влетают дети. «Мост», «река», — читают они корявые надписи.
— A-а, строить мост через реку?
— Да, — отвечает Толя, — я это для вас написал. А «светофор» не успел.
— Успеешь, пока мы мост построим…
Толя налил зеленой краски на картон — лучше будет видно, — макал в нее кисть и, проговаривая каждый звук, писал букву за буквой. Моя помощь больше ему не требовалась.
В это время взрослые «лепили» из газет гигантских бабочек, кузнечиков и стрекоз.