вы меня называете на «ты». Вы мой дядя, а я ваша племянница, притом большая затейница.
— Черт-те что! — вырвалось у Чижикова. — Ну просто черт знает что!
Вернулась стюардесса и подала Коте стаканчик с соком. Чижиков поблагодарил ее и, едва та отошла, нагнулся к Нике.
— Так, пересаживайся ко мне и давай объясняться!
— А что случилось, дядя Костя? — захлопала ресницами Ника, но пересела в ряд Чижикова.
— Это просто невозможно! — страшным шепотом вскричал Чижиков, сверля Нику бешеным взглядом. — Ты издеваешься? Издеваешься, да?
— Почему-у-у? — округлила глаза Ника, и если бы Котя видел ее впервые, он бы точно принял это удивление за совершенно искреннее.
— Ты издеваешься, — обреченно кивнул Чижиков, от души хлебнул сока и плюхнул в стакан по самый край виски. Ему мучительно не хотелось продолжать этот разговор, он не понимал, что и как спрашивать, но и молчать было нельзя: происходящее выходило за рамки обыденности, и с каждой минутой ему делалось все страннее. — Значит, ты разыгрываешь из себя дурочку. Ну что ж, замечательно, давай будем разговаривать как два идиота.
— Зачем, дядя Костя?
— Затем, что, быть может, тогда я смогу наконец хоть что-то понять, девочка из будущего, или теперь ты не из будущего? Итак, что мы имеем? Еще вчера ты была мелкой пигалицей в возмутительном платье. Нежданно-негаданно явилась ко мне под дверь. Чаю с бергамотом потребовала… Съела мой батон и мою колбасу… Сигарету выбросила… Призрака прогнала… Кота приручила… — Костя перечислял подробности первого визита гостьи из будущего, как будто они помогали ему удерживать разбегающиеся мысли. — А потом заявила, что ты моя спутница! И уже не отставала ни на шаг! Как банный лист приклеилась! А я тебя звал?! И лишь мой природный ум…
Тут Ника хихикнула.
— …и лишь мой природный ум, — с нажимом продолжал Котя, — помог мне от этой незваной спутницы отделаться. И вот я в самолете, я лечу в Пекин, и все хорошо и прекрасно, как вдруг ты снова здесь, и опять все идет кувырком!
Чижиков с законным возмущением поглядел на Нику. Ее наряд и сегодня был вызывающим. Несерьезный жакетик на одной пуговице, короткая юбка, белые коленки, как будто ей совсем не холодно на высоте без малого десять километров! Хм, коленки…
— И, кстати, где? — спросил он.
— Что — где?
— Царапина, спрашиваю, где? Которая вчера была на колене твоем детском? А сегодня вроде как саморассосалась?
— Вроде того, — без тени смущения кивнула Ника.
— О господи… — еле слышно простонал Котя, откидываясь на спинку кресла. — За что мне все это, за что?! Театр абсурда! Ты ведь не выглядишь идиоткой! Да и я совсем недавно был в полном уме и рассудке, пока ты не появилась. А, может, у меня теперь в мозгу нехватка кислорода образовалась, вот мне и кажется всякое? Может, мне мерещится этот разговор двух умалишенных? — Костя щипнул себя за руку и сморщился от боли. — Скажи, зачем ты так настойчиво морочишь мне голову? Ладно, я мог понять игры в дядю, когда тебе было… гм… тринадцать лет. У детей на редкость богатая фантазия, они вечно играют в разные игры и считают, что все кругом тоже должны принимать в этом участие. Но сейчас?! Кстати, сколько тебе сейчас лет?
— Двадцать три.
— Сейчас ей двадцать три! Очень мило! — Чижиков разом выпил содержимое стаканчика, почувствовал необходимость повторить и огляделся в поисках стюардессы. Стюардессы видно не было. — А сколько тебе будет завтра?! Ты не станешь случайно мальчиком из будущего, или того лучше — дедушкой?
— Дедушкой или бабушкой вряд ли, — тряхнула челкой Ника. — Мне двадцать три, я женского пола, если хотите, можете потрогать.
Котя подавился слюной.
— Знаешь что, затейница, я с тобой в игрушки играть не намерен. Не знаю, с какого перепугу ты вмешалась в мою жизнь, но тебя в этом самолете быть не должно! А ты есть! Как ты мне это объяснишь? Ты уж постарайся с объяснениями, или я в самом деле рассержусь до невозможности. Для начала скажи, ты ведь совсем не внучка Вениамина Борисовича?
— В каком-то смысле — нет, — как ни в чем не бывало, улыбнулась Ника. — Только зря вам кажется, дядя Костя, что вы очень наблюдательный. Лично мне кажется, что не очень-то.
— О чем это ты? — поднял брови Котя.
— А вы посмотрите… Вон туда, — кивнула она назад. — Толь ко осторожно. Незаметно.
Чижиков, пригнувшись, осторожно глянул в щель между креслами.
— Ну?
— Левее. В предпоследнем ряду.
Левее в предпоследнем ряду полулежал, откинув спинку кресла до предела, Алексей Борн — в черных очках и в боль ших черных же наушниках — и то ли не замечал ничего во круг, поглощенный музыкой, то ли делал вид, что не замечает.
— Опа-опа, Америка-Европа, — Чижиков инстинктивно вжался в кресло. — А он-то здесь зачем?
— Как и все, летит в Пекин, — ответила Ника.
И уточнила на всякий случай, видимо, все же подозревая недостаточную сообразительность мнимого дядюшки:
— Это прямой рейс. Без пересадок.
— Ну да, ну да. Что же мне… Пойти разве еще раз поздороваться? — раздумчиво спросил себя Котя, чувствуя, однако, что ни за какие коврижки не пойдет к Борну.
По всему выходило, что тот его за простака держит: сначала спас от налетчиков в подворотне, потом рассказал много странного, помог уйти от погони перед аэропортом, но ни единым словечком не обмолвился, что летит тем же рейсом. Отчего бы Алексею Борну, такому откровенному и положи тельному, скрывать это обстоятельство? Строит планы внутри планов? Да он ли один? Котя подозрительно оглядел Нику. Задумался. А вдруг и пресловутый Сергей-Сереженька тоже притаился где-нибудь в первом классе? Славная компания…
Чижикову очень захотелось сойти с самолета.
Прямо сейчас.
— Я бы не стала к нему подходить, — сказала Ника. — Вы же не знаете, с какими целями он летит в Пекин.
— Не знаю, — согласился Чижиков, лихорадочно соображая и трезвея на глазах от хлынувшего в кровь адреналина.
В общем и целом выходило так, что он вообще мало что знает, но тем не менее уверенно движется в заданном направлении. Вот только направление задал кто-то другой. И он же активно способствует тому, чтобы Котя не сбился с пути. Может, это Борн и есть? Уж больно много ему известно такого… загадочного. Ощутив себя пешкой в чужой игре, Чижиков посмотрел на Нику с еще большим подозрением.
— Но зачем ты летишь в Пекин, этого я не знаю тоже.
— Не знаете, — легко согласилась девушка. — Но тут нет секрета. Я лечу в Пекин потому, что туда летите вы, дядя Костя.
— Да-а-а… Это многое объясняет, — скривился Чижиков. — А почему туда лечу я?
Мысли путались в голове, и Котя вернулся к началу разговора:
— Так, на чем мы остановились? На том, что у меня к тебе масса вопросов, но что-то подсказывает мне, что ты опять будешь водить меня за нос, а мне это поднадоело, — Котя придвинулся к Нике поближе. — Итак, попробуем еще раз. Вот ты скажи мне: как понимать, что тебе вчера было максимум тринадцать, а сегодня — уже двадцать три? И почему ты так настаиваешь на том, что я твой дядя?
— Ну, дядя Костя, — Ника неумело и трогательно шмыгнула носом. — Поверьте мне: у вас еще будет время понять, тем более что все самое главное я вам уже сказала. Первое — я из будущего, а второе — я
