Альбрехт помолчал.
— То есть нигде.
И, повернувшись, вышел из кельи.
То есть нигде.
Ян встрепенулся. Отбросить прошлую жизнь. И вдруг хлопнул себя по лбу, запустил в карман руку и достал несколько камешков. Тех, с кладбища.
Он горько улыбнулся. Подошёл к окну, раскрыл его и высунул наружу руку с зажатыми в кулак камешками.
«Да и плохая это примета — приносить домой с кладбища», — подумал он. Грохнул удар колокола.
…раз…
Ян разжал пальцы.
…два…
Его сны.
…три…
В прошлой жизни.
…четыре…
Альбрехт прав.
…пять…
Ничего уже не изменить.
…шесть…
Окончательно и бесповоротно.
…семь!
Ян отошёл от окна и поэтому не видел, как с седьмым ударом колокола луч заходящего солнца заиграл на невесть откуда взявшихся на камешках гранях и, задумавшись, не услышал, как радостно воскликнули два детских голоса там, под его окном, у корня вяза. Радостно, потому что, как они и ждали — так давно ждали! — к ним сверху упали семь больших бриллиантов.
