королеву-лебедь с черными лапками. Он помнит маму. Вьющиеся волосы, мягкие руки с длинными ладонями, похожими на птичьи крылья. А еще мама пела песенку про королеву-лебедь. С мелодией, рифмами и особыми движениями. Мама говорила: «Когда я пою тебе эту песенку, крепко держись за кулон!» Края кулона были острыми, но Партридж не разжимал ладони.
Однажды, уже под Куполом, особенно скучая по матери, Партридж рассказал этот стишок Седжу. Тот насмешливо ответил, что это сказка для девочек и для детишек, которые верят в фей. «Партридж, пора повзрослеть. Она умерла. Ты ведь не слепой».
— Мы собираемся продолжить исследования, — продолжает нагнетать атмосферу отец. — Большой комплекс исследований. Тебя будут колоть иголками, как подушку для булавок.
Это звучит как угроза: подушка для булавок.
— Нам очень поможет, если ты расскажешь, что тогда происходило.
— Я не могу. Я бы с радостью, но я просто не помню.
— Послушай меня, сынок. — Партриджу кажется, что слово «сынок» звучит как упрек. — Тебе нужно настроить свои мысли на правильную волну. Твоя мама…
У отца утомленные глаза и сухие губы. Он как будто говорит с кем-то другим, таким тоном, каким обычно говорит по телефону. Алло, Уиллакс слушает. Отец скрещивает руки на груди. Вдруг, всего на миг, его лицо теряет решительное выражение — видимо, он что-то вспоминает.
— Все время какие-то проблемы с твоей матерью.
Они обмениваются взглядами. Партридж ничего не говорит, но повторяет про себя слова отца. Все время. Так не говорят о тех, кто умер.
— Она была немного не в себе. — Отец будто поправляет неосторожно брошенную фразу. Затем складывает руки на поясе и чуть наклоняется. — Я, кажется, расстроил тебя.
Это еще более странно. Отец никогда не говорит о чувствах.
— Нет, все нормально.
— Давай сфотографируемся, — предлагает отец, вставая. — Сейчас попрошу кого-нибудь. Давно мы не фотографировались, даже не помню, когда в последний раз.
На похоронах Седжа, наверное.
— Поставишь фото в спальне, не будешь скучать по дому.
— Я и не скучаю. — Партридж не может называть домом то место под Куполом.
Отец вызывает лаборантку, женщину со странным носом и челкой, и велит ей взять фотокамеру. Под недавно повешенными чертежами Партридж и отец встают рядом друг с другом, как в строю.
Вспышка.
ПРЕССИЯ
В ПОИСКАХ
Даже за квартал от рынка Прессия чувствует запах — протухшее мясо и рыба, гнилые фрукты, уголь и сигаретный дым. Прессия легко различает вертлявые тени торгашей, узнавая их по кашлю. Иногда по нему можно понять, когда человек умрет. Есть много разных видов кашля. Одни решительно грохочут. Другие начинают и заканчивают со свистом. Третьи заходятся в кашле и не могут остановиться. Четвертые отхаркивают мокроту. Есть и такие, которые заканчивают кашлять с хрипом из-за жидкости в легких — смерть уже ждет их на пороге, как говорит дед. Сам он грохочет днем, но ночью, во сне, кашляет с хрипом.
Прессия держится середины улицы. Проходя ряд бараков, она слышит ругань, громкий мужской рык, металлический лязг. Визжит женщина, начинает плакать ребенок.
Когда Прессия добирается до рынка, она видит, что лавки уже закрываются. Продавцы уносят металлические вывески с дороги под ржавые крыши и навесы. Они закрывают прилавки раскисшим от сырости толстым картоном, загружают свои товары в хромые тележки и накидывают на прилавки истрепанные тенты.
Прессия проходит мимо кучки людей — круг тесно стоящих спин, шипение, время от времени чей-то вскрик, затем снова шепот. Девушка бросает беглый взгляд на их лица, пестрящие металлом, блестящим стеклом и шрамами. Рука одной женщины будто завернута в кожаный рукав.
Затем Прессия замечает группу детей чуть младше ее. Близняшки, обе с покалеченными, ржавыми ногами, крутят веревочную скакалку для третьей девочки с изувеченной рукой. Девочки напевают:
Чистыми называют тех, кто живет в Куполе. Дети зациклены на Чистых и упоминают их во всех своих стишках. Прессия знает эту считалку наизусть. Она прыгала под нее, когда была маленькой, и мечтала о том самом мыле из костей. Какая глупость! Интересно, эти детишки тоже мечтают об этом? Каково это — быть Чистым? Ощущать себя Чистым, выглядеть как Чистый, избавиться от шрамов, снова иметь руку вместо куклы?
Среди играющих детей — маленький мальчик с далеко расположенными друг от друга глазами, настолько далеко, что они находятся практически по бокам его головы, как у кролика. Он присматривает за двумя шампурами обуглившегося мяса, балансирующими над огнем в железной бочке. На шампуры нанизаны маленькие, размером с мышь, зверушки. Эти дети были младенцами во время Взрыва. Рожденных до Взрыва называют Старенькими, а тех, кто родился после, — Новенькими, которые, по сути, должны были стать Чистыми, но вышло иначе. Мутация, вызванная Взрывом, поселилась глубоко в генах выживших. Дети рождались не Чистыми, а со следами дефектов родителей. С животными было то же самое. Они начали появляться с еще более сложными мутациями, став смесью людей, животных, земли и вещей.
Дети ее возраста делятся на тех, кто помнит жизнь до Взрыва, и тех, кто не помнит. Часто после знакомства дети играют в «Я помню», обмениваясь воспоминаниями как валютой. Чем более личное воспоминание, тем большее доверие собеседнику это означает. Тем, кто слишком мал, чтобы помнить что- то, одновременно и завидуют, и сочувствуют. Прессия часто притворяется, что помнит больше, чем на самом деле. Она смешивает воспоминания других людей со своими собственными, но беспокоится, что ее воспоминания могут затеряться среди множества чужих.
Она переводит взгляд с одного лица на другое. Огонь отбрасывает причудливые тени, освещая осколки металла и стекла на их лицах, подсвечивая яркие шрамы, ожоги и рубцы на коже. Одна из девочек смотрит на нее. Прессия ее знает, но никак не может вспомнить, как ее зовут. Девочка спрашивает:
— Хочешь кусочек Чистого? С хрустящей корочкой!
— Нет, — отвечает Прессия громче, чем хотелось бы.
Дети смеются, все, кроме мальчика, который следит за огнем. Он переворачивает шампуры аккуратно и мягко, словно работает с заводным механизмом, с чем-то вроде инструмента или мотора. Мальчика зовут Микель. Он не такой, как другие дети. В нем есть что-то несгибаемое. Прессия не сомневается, что он много раз видел смерть и давно остался сиротой.
