болты.
Что и говорить, вокруг Антона Борисовича складывалась нездоровая антагонистическая обстановка. Любой на его месте мог бы сломаться и утратить уверенность в себе, но он чувствовал, что вместе с ним за происходящим наблюдал и чей-то посторонний зоркий взгляд. И когда все собранные им сведения выстроились в логическую цепочку всеобщего торжества по поводу налаживающейся самым радужным образом жизни, начиная с его зятя и заканчивая танцем с барабанами от Светланы Барабуль, — Антон Борисович почувствовал чей-то тихий толчок в затылок, а мягкий женский голос внутри его головы сказал: «Пора!»
Он тщательно собрался, долго смотрел на себя в зеркало, стараясь не замечать давно пугавшей его тени за спиной, а потом решительно направился в театр, нисколько не сомневаясь, что пресс-секретарь Никифорова его ждет в кампании четырех мужчин, имевших к нему ряд закономерных вопросов.
В театре его уже ждали, охранник на входе предупредительно сообщил, что его ждут в оранжевой гостиной театра. Ему надо было пройти через большое светлое фойе, где было абсолютно пустынно. Он уже вышел на средину зала, когда из бокового коридора вышел главный премьер театра Николай, за ним семенила сухонькая интеллигентная старушка с подведенными карандашом губами, которую в театре все звали Глашенькой. При виде Николая у Антона Борисовича резко опустились плечи от внезапной тяжести, будто на его плечах заворочалась огромная, необычайно тяжелая птица.
Николай тоже остановился, как вкопанный, зачарованно глядя поверх головы Антона Борисовича, почувствовавшего, будто кто-то пытается когтями стащить с него скальп на затылок.
— Мельпомена! — услышал он в голове отвратительный визг. — Он меня видит! Уходи, уходи к Окипете, старый дурак!
Антон Борисович поторопился покинуть фойе, стараясь не прислушиваться к голосу, оравшему у него в голове от невыносимой боли. Каждый шаг ему давался с большим трудом, но как только он ретировался в ближайший проход, так ему перестали стягивать кожу на затылок, стало легче дышать, а с плеч будто свалилась огромная нечеловеческая тяжесть.
— Ну и, как мы будем с вами разговаривать? — спросил сидевший в кресле заместитель директора Мазепов вместо приветствия.
Антону Борисовичу было совершенно не до церемоний, после того, как он протащил что-то невероятно тяжелое на плечах под изумленным взглядом прославленного балетного премьера.
— Лучше по-деловому, — просто ответил он. — Без ненужных эмоций и бесполезных разборок. Сам уже все осознал и искренне раскаиваюсь в содеянном.
Возникла гнетущая пауза. Директор театра сидел за столом, возле которого с кривой ободрительной улыбкой примостилась на пуфике пресс-секретарь Никифорова. А у входной двери на стуле с золочеными ножками сидел бывший министр культуры со скорбным выражением лица. Посреди гостиной стоял такой же стул, явно приготовленный для него. Он подошел к стулу, развернув его так, чтобы не сидеть спиной к бывшему министру культуры, который, казалось, полностью ушел во внутреннее самосозерцание.
— Антон Борисович, мы с вами решили поговорить о том, что произошло в начале марта полтора года назад, — закуривая, хриплым осевшим голосом сказал директор.
— Уже больше полутора лет прошло… Год и восемь месяцев, если точнее, — заметила пресс- секретарь Никифорова с мягкой извиняющейся улыбкой.
— И как вам понравились произошедшие перемены? — поинтересовался Мазепов.
— Не понравились, — честно ответил Антон Борисович. — Удивляюсь, как все это терплю, если честно.
— А разве вам не шли навстречу? — вставил веское слово бывший министр. — Вы входите в чужое налаженное дело, устраиваете такое… Но ведь половина нашего бизнеса держится на бренде театра! Это государственное достояние и предмет национальной гордости! Вы соображаете, какой ущерб нанесла произведенная вами рассылка личных фотографий — имиджу театра?
Обиженно.
— Господа, у меня не было другого выхода! — ответил Антон Борисович первое, что пришло ему в голову. Вернее, второе, потому что рефреном словам бывшего министра в его голове звучала идиотская песня тенора Гордея про похороны в кукурузе.
— Вот все, буквально все так говорят, кого только к стенке не припрешь! — воскликнул замдиректора Мазепов.
— И не говорите, уже противно такое выслушивать, — прогудел директор театра, попыхивая сигаретой. — Ни у кого нет выходов, всем выходы перекрыли. А честно пояснить, зачем такое сделал, никто не желает.
— Вы лучше объясните, Антон Борисович, чем вам самому не нравится то, что вы сделали, — пришла на помощь пресс-секретарь Никифорова.
— Зять у меня… это, — путанно начал объяснение Антон Борисович, опустив глаза.
— Лучше начать с того, что он вам не совсем зять, — ехидно вставил бывший министр культуры.
— Да? Не совсем зять? — деланно удивился Мазепов. — А ведь так похоже! С виду все напоминает, будто человек вскрывает чужие телефоны и делает рассылку по тысяче адресов, включая зарубежные средства массовой информации, ради настоящего зятя, абсолютно законного, а главное, лояльного к тестю.
— Этот кризис лояльности, какая-то неблагодарность и приводят к неожиданным поступкам, цену которым можно узнать только со временем, — глубокомысленно изрек директор и задумался о чем-то своем.
— Мне кажется, Антону Борисовичу все-таки есть, чем нас всех удивить, хотя мы и без него знаем многое, как он уже понял, — с доброжелательной улыбкой проворковала Никифорова.
— Есть, конечно, — тихо подтвердил Антон Борисович. — Он теперь с Аркадием Барабулем ходит на прием в Администрацию президента к… ну, вы меня понимаете. Дал мне понять, что намерен занять кресло директора театра. И тогда я ему не нужен, да и вы все тоже. Ему все средства понадобятся, он делиться ни с кем не будет. Он хочет жениться на Каролине Спешневой, а дочку с внуками ко мне переселить.
— Ему это определенно пообещали? — уточнил бывший министр культуры.
— Ему пока не ответили согласием, но и не отказали, — уклончиво ответил ему Антон Борисович. — Но вы ведь сами знаете, как бывает… Придет, к примеру, о вас рассылка по тысяче адресов… Сейчас ведь всякие хакеры в Интернете что попало делают. А тут человек ходит… третий месяц… амбразуру собой заткнуть.
— Ах, какие у нас нынче хакеры в Интернете! — восхитился Мазепов. — А про министра обороны и его верных подруг из Оборонсервиса они рассылку делали? Что-то не припомню! А про Агролизинг они по тысяче адресов разоблачения посылали? Тоже руки не дошли! Вот только телефон, номер которого известен крайне ограниченному кругу лиц и никому из хакеров-шмакеров абсолютно неинтересен, они вскрывают и делают рассылку, откуда-то выведав о необходимости заключения контракта с худруком балета! Никогда не знал, что у нас до такой степени хакеры продвинутые… в балете.
— Про Оборонсервис и Агролизинг всем интересно, тема коррупции в высших эшелонах власти нынче очень болезненная, — согласился бывший министр культуры. — А вот как устраивает свою личную жизнь руководитель балетной труппы театра, интересно ограниченному кругу лиц. Вскрыть чужой
