Он меня, словно старший мой брат,Называл по-ребячески:— Толька!—Я — по званью:— Товарищ сержант!Но тревожно мне было признаться,Слышать голос его ледяной:— Отойди-ка, брат, метров на двадцатьИли спрячься за той вон стеной.Не случайна была с укоризнойСтрогость синих прищуренных глаз.Ведь сапер ошибается в жизни,Как известно, один только раз…И ушли они с фронтом на Запад.Но остался со мной навсегдаЭтот горький тротиловый запах,Этих лет горевая беда.Было много и крови, и жажды.И фугасных,И прочих силков…Если вы не ошиблись однажды,Отзовитесь, сержант Рыбаков!1985ОСВОБОДИТЕЛЯМ БЕЛГРАДАВ этом парке белградскомЯ видел впервые,Как из разных столиц,Из далеких сторонПоклониться погибшимСпешили живые,Словно в горестный деньПохорон.На рябинах алелиКровавые пятна.И притих в ожиданьеСкорбящий народ.Вдруг сказали по-сербски,Но очень понятно:— Русских, русскихСкорее вперед!И мы вышли вперед —Я и Лазарь Карелин.Лазарь здесь воевал,Я встречался с войнойВдалеке.Югославские розы,Как пламя, горелиНа колючем от хвоиВенке.А над нами — солдатВ нашей русской пилотке.Весь из белого мрамора,Словно в памятьПо русским снегам.Мы к нему подошлиПо-военному четкоИ венок прислонилиК его сапогам.И стояли минуту,А может, и больше,Подавая другимЭтот скорбный пример.А потом подошлиДелегаты из Польши,Представители ФранцииИ ГДР…А потом в вышинеНад землей необъятнойГолосами турбинГоревал самолет.И звучало по-сербски,Но очень понятно:— Русских, русскихСкорее вперед!
