твой! И я в нем что хочу, то и буду говорить. Я одна тут. И никого вокруг нет. Только сосны мои и дубы… И бук еще да вот этот кедр ливанский… А у тебя их нет. Вот ты и сердишься на меня, завидуешь мне, потому что у тебя такого нет…
— Как это нет? А разве не я водила тебя на все комсомольские воскресники, когда ты, бывало, не хотела идти? Разве не вместе мы все это сажали? — стукнула кулаком по стволу первая.
Над самым ухом громыхнул выстрел, стократно усиленный горным эхом. Олесе показалось, что стреляют в нее. Она ойкнула, припала грудью к кедру, словно хотела спрятаться за его могучим стволом. Сердце замерло, ноги вдруг подкосились. Давящий холодный страх сковал все тело, пригибая девушку к земле. Но, ломая ветки, почти у ног ее упал старый коршун, гроза лесных птиц, хищник, которого Олеся возненавидела еще тогда, когда училась сажать лес. Он убивал на лету птиц, рвал их гнезда, нападал на зайчат, белок. Он уничтожал все живое и полезное в лесу. Лесничие всегда охотились за ним, но он гнездился высоко в горах, в недоступных урочищах, и оттуда налетал на лес. Он был не один. Их там жила целая стая. Не раз лесную тишину нарушал птичий крик, а на земле оставались окровавленные перья, падали разрушенные гнезда.
Олеся наморщила лоб. Коршун, даже издыхая, бил землю острым клювом, словно рвал какую-то птицу. Потускневший глаз хищно смотрел в небо, хотя его уже заливала кровь.
— Здравствуй, лесничиха! — послышалось из чащи, и на тропинку вышел Андрей Мороз, взвешивая на ладони новенькую винтовку. — Я тебя не испугал, Олеся? Прости, если и вправду испугалась…
— Подумаешь! Я сама стреляла их. Бригадир нам часто винтовку давал, когда шли на работу…
— Неужто? Я и не знал…
— Борода вырастет, если все знать будешь… Здравствуй. А все-таки мог бы хоть свистнуть перед выстрелом…
— Некогда было. Он за дятлом гнался…
— Подумаешь! Снайпер…
— К тому же это был прощальный салют в твою честь, Олеся. Сюрприз, — не слушая девушку, продолжал Андрей. — Ты же навсегда уходишь отсюда, Олеся, прощаешься с лесом навсегда…
— Нет. Навсегда не смогу.
— Это почему же?
— Не знаю. Пойдем, ты ведь тоже идешь домой?..
— Да. Но я могу хотя бы вещи отнести тебе в долину к автобусу…
— Опоздал. Я уже все перенесла. Бери уж лучше своего коршуна да неси.
— Когда же это ты успела?
— Потихоньку-полегоньку, пока ты по бульварам разгуливал…
Андрей взял коршуна за крыло, и тот растянулся как гармошка.
— Отнесу в школу. Пусть чучело сделают…
— Ах ты умница! — немного иронически протянула Олеся.
Не заметив иронии, Андрей с гордостью продолжал:
— А я был вон на той верховине. Там снег лежит и метет поземка… Как раз солнце всходило… Красиво! Словно сказка… Давай сходим как-нибудь туда вечерком.
— Нет уж.
— Так ведь не одни, с девчатами. Всей бригадой. Культпоход устроим, что ли. Девчата — те согласны…
— Ты бы лучше над математикой посидел, — нахмурилась Олеся, быстро спускаясь по узенькой тройке в долину.
Андрей шел по траве рядом, заглядывая девушке в глаза. А когда она вырывалась вперед, он настигал ее и, размахивая хищником, преграждал дорогу. Да он-то и убил коршуна для того лишь, чтобы сделать ей приятное, а она не догадывается. Опять укоряет его математикой.
— Математика не убежит… Наверстаю.
— Пока наверстаешь, ровесники твои кибернетику успеют изучить. Тогда снова наверстывать придется. Это гора вот только на месте стоит. А наука не стоит. Человек теперь не сделает карандашом того, что вычислительная машина. А ты до сих пор все карандашом… Математик…
— Я не машина, — присвистнул Андрей. Он лихо одернул вельветовую куртку с молниями, сбил набекрень флотский берет. Ветер тут же растрепал волосы, из-под ворота выглянула матросская тельняшка.
— Да уж это точно. Ты-то не машина, вот только возле машины стоишь.
— Это все из районной газеты, Олеся, старо и пресно, — криво усмехнулся Андрей, а уши его вмиг запылали. Он явно рассердился.
Олеся, словно бы и не замечая этого, донимала его по-прежнему:
— Газета? Нитки на станках рвутся, вот такими вот слезами ревем, сплошь черный брак идет, а ты говоришь — газета? Сколько на станке ниток?
— Тысячи, не хуже моего знаешь! — глухо бросил Андрей.
— Ниток тысячи, а ткачиха одна. Как она увидит, когда именно и какая нить оборвалась? Не увидит она. А брак уже пошел полным ходом… А ты ведь обещал… Рисовал, чертил да так и забросил… Я тебе уж давно хочу рубашку из такого вот бракованного шелка сшить… Почему ты все забросил?
— Инженер не хочет канителиться…
— А Василий Бурый разве не бригадир теперь?
— Что Василий? Махнул рукой и посвистывает: не при нас начало рваться, не при нас и перестанет… Пусть те думают, кто конструирует станки. Пусть они мозгами поворочают…
— А ты что ж, не хочешь?
— Пусть твой Гнат хочет! — выпалил Андрей и даже замедлил шаг, чтобы посмотреть, какое это произведет впечатление на Олесю.
— Да он такой же мой, как и твой, — бросила Олеся и мягко отстранила парня.
— Ха-ха! — хохотнул Андрей. — Как же это получается? Ходил к тебе, телефоны в цеху почти пообрывал… Возле проходной трется, а все не твой… Пора бы уж и в загс…
— Поспешишь, миленький, людей насмешишь…
— А ты все испытываешь, хочешь, чтобы в паспорте гарантия была? Понимаю. Только смотри, как бы случайно не сорвалась эта твоя гарантия. Посмотрят в штабе его анкету и скажут: «Хватит, браток! Послужил на море теплом, теперь давай отправляйся на Ледовитый океан». Загудит твоя гарантия…
— А он уж служил там, попал ты пальцем в небо.
— А могут и на ТОФ[1] предложить! Поедешь с ним туда?
— К тебе прибегу советоваться. Обязательно-преобязательно прибегу.
— И сядем мы на мой мотороллер да и покатим, Олеся, в горы, чтобы ни людей, ни шума. Только мы вдвоем да море, лес и горы. И орлы в небесах. Горные орлы. Беркуты! Не такие, как вот этот недоносок. Олеся, не нужно тебе никуда из Новограда уезжать. А, Леся? Так ведь лучше будет, Леся…
— Не мели ерунду, Андрей. У тебя, во-первых, нет мотоцикла, — та, вторая, что никогда не бывала на людях, решила отделаться шуткой.
— Будет, Олесенька, мотоцикл. Будет! Я уж кредит оформляю, — Андрей явно не хотел отступать. — Капитан Корзун теперь только свистнет мне вслед, когда пролечу мимо через заставу. Аллюр три креста!
Олеся шутя дернула его за ухо:
— Это же в кавалерии аллюр! Читала я, кажется, об этом…
— Правда? А я и не знал, вот уж неуч! — Серьезный разговор не получался, и Андрей тоже перешел на шутку. — Пора бы уж и для транспорта что-нибудь придумать. Давно бы уж пора… А все-таки, шутки прочь. Скажи, Олеся, твой Гнат снова на море?
— А где же ему быть, ведь он же не вольный стрелок…
— Может быть, я его заменю на время?
Андрей, не услышав ответа, вдруг опустился перед Олесей на одно колено, развел руки. В одной — винтовка, в другой — коршун.
— Прими, Олеся, от рыцаря его добычу и сердце в придачу.
