доме, оставшемся от родителей. Хотя тоже переживаю. Ведь мой отец долгое время работал на заводе бондарем, делал бочки для патоки, а когда стали завозить уже железные, то стал кочегаром в заводской котельной. А мать была рядовой колхозницей, и мы в детстве частенько возились на колхозных полях - целыми днями пропадали на плантациях табака, пропалывали от сорняков рожь и пшеницу, свеклу, картошку, а осенью, соответственно, участвовали в уборке.
Помню, как бегали во время перемен из старой школы на завод, чтобы полакомиться патокой, благо было недалеко, и, тем более, у многих там работали родители. И охранник, дядя Петя, опять же дальний родственник, угощал конфетами, что привозили откуда-то из разных кондитерских фабрик рабочие, куда ездили сдавать готовую продукцию на стареньких грузовиках ГАЗ-51. А как вкусны были крахмальные лепешки, что выпекал отец прямо в топке на совковой лопате. Или картошка из-под горячего шлака?
Да, есть что вспоминать. Как припомнится что-то из детских времен, то сразу становится тепло на душе. И народу жило в советские времена в деревне гораздо больше. Нас самих было три брата. А в доме у соседей напротив Васильевых детей бегало аж восемь, все друг друга меньше, и чуть дальше по переулку у Гавриловых столько же. Вообще, пять-шесть человек в семье - это было привычным и нормальным явлением.
Но это, к сожалению, было раньше. А сейчас, пусть и раннее утро, а улица пуста. Наоборот, в деревне народ обычно встает рано. Наша улица широкая, а людей никого не видно. Непривычно. Ни одного человека. Наверное, так и должно быть. Напротив пустой дом. Слева и справа, что рядом с моим домом, что напротив, живут одни старушки, и детей, если не привезут на выходные и каникулы их сыновья и дочери с города, совсем нет. И так до самого переулка, что спускается вниз к реке.
Так и я уже целый год живу совсем один в обычном пятистенке с большой печкой и со всеми удобствами во дворе. Правда, через двор есть еще небольшой летний домик с баней и большим предбанником под одной крышей, дровяной сарай, и на другом берегу ручейка старый дом с прилегающими сараями, хлевом и заброшенной баней, с чуть наклонившимися к земле, как Пизанская башня, воротами. Ну и приличный по площади огород, правда, засеянный многолетними травами и люцерной, с парой черемух, несколькими кустами черной смородины, да еще пятерки одичавших яблонь вдоль овражка. Ну, еще немного вишни вдоль забора. Будут и грядки, но земля еще не поспела, поэтому я сейчас практически ничего не делаю и только отдыхаю.
По середине улицы по грязному песку тек стремительный ручеек, спеша нести свои воды в овраг, который проходил через огороды с севера на юг. Он брал свое начало в красивом пруду в бывшем колхозном саду, протекал далеко внизу в глубоком овраге рядом с деревенским кладбищем и заканчивался на небольшом лугу у широкой речной излучины. На северо-западе, рядом с деревней, вдоль оврага с крутыми склонами, высились сосны. Через их строй виднелась соседняя улица уже на краю деревни. Чуть дальше, как я помню, за оврагом, начиналась большая дубрава, плавно переходящая в смешанный лес, заканчивающийся в нескольких километрах.
Так и не встретив никого на улице, я через метров пятьсот добрался до переулочка и по нему спустился вниз на луг. Здесь у реки стояли несколько домов. Три дома справа и два слева. И только в крайнем доме из трех жили люди. В остальные время от времени наезжали их хозяева из города.
- Костик! Здорово! Ты куда направился в такую рань? - Это Сашка, мой друг и приятель, единомышленник, можно сказать, еще с юношества. Когда-то, после срочной службы в славной Советской Армии я работал на заводе, и он со мной был в одной бригаде. Да еще его мать, тетя Лена, работала с нами. Вообще, мои родители были дружны с родителями Сашки. Хорошие и веселые, светлые были времена, скажу я вам. Мы с ним одно время ухаживали за подружками - лаборантками как раз в нашей бригаде, и крепко подружились. Сашка чуть моложе меня, и тогда он жил на другой западной стороне деревни. Сказывалась разница в возрасте, тем более улицы в разных концах, поэтому друзьями с детства мы не были. Потом я уехал учиться, а Сашка остался дома. После женитьбы на своей давней деревенской подружке он уже с семьей перебрался в этот дом. Дети у него давно подросли, и как слышал я, где-то в городе. Родители его, дядя Гриша и тетя Лена, покинули мир земной чуть позже моего отца, но намного ранее матери. Хорошие были люди. Особенно много общался я с тетей Леной. Так как мы вместе работали на заводе, то она с тех пор всегда очень тепло относилась ко мне. Очень жаль, что ее сейчас уже нет.
- Да, в лес хочу сходить, Сашка. Жердей нет вот для хмеля, надо бы несколько штук срубить. Заодно, березового сока попью. Сам знаешь, полезно для здоровья.
- Костик, если хочешь, я могу дать тебе десяток. У меня есть лишние. Нет, не продать, просто по дружбе.
- Спасибо, Сашка. Если не хватит, приду.
Приятно, когда можно вот так запросто поговорить с людьми. Как я отвык от этого в городе. А если брать Москву, где каждый приезжий практически варится в собственном соку, и до тебя другим просто нет дела? Фактически, в большем городе вечный спутник людей - это одиночество. Пусть там живут их несколько миллионов, пусть на улицах не протолкнуться от множества мужчин и женщин, но все они ужасно одиноки, и не могут вырваться из этого замкнутого круга. А в деревнях все же немного по-другому. Здесь все друг друга знают, кругом родственники и друзья. Вот и я, хоть и давно не был в деревне, а как вернулся после смерти родителей, сразу же окунулся в совсем другую жизнь.
Неширокая речка, которую, как говорится, летом курицы могли легко и свободно перейти вброд, сейчас, до краев наполненная мутной пенистой водой, на некоторых низинных участках широко разлилась до самого леса. Она величаво неслась по тесному руслу, грозно играя и шаля на поворотах, поднимая высокие волны, как бы напоминая, что не всегда бывает мелкой речушкой, что порою выходит из себя и становится и сильной, и грозной, и опасной. Да, широко разлилась в эту весну Кубинка, всем на зависть. И рыбы попозже наверняка будет много. Насколько я помню, в половодье всегда с Волги поднималось много окуней и другой мелочи, щук, значит, и весенняя рыбалка будет удачной.
Пройдя по длинному висячему мосту, я вышел на влажный луг. Раньше тут было обширное поле, почти каждый год засеиваемое табаком. На пустых участках вручную сажали каждый росточек, и поливали, и поливали, таская воду большими ведрами. А когда табак вырастал, то было раздолье для детских игр. Мы играли тут в разведчиков и партизан, и просто ловили друг друга. Так продолжалось до самой поздней осени, когда вырубленный табак вешали на сушку под навесом на другом берегу. А теперь просто луг с короткой высохшей травкой. Обходя обширные лужи, оставшиеся после весеннего половодья, я скоро дошел до узкой полоски невысокого ольшаника на самом краю леса.
Лес! Как хорошо в лесу! Я помню вот эту просеку с детства. Она хоть и заросла молодняком, но еще видна в толще деревьев.
Темный, угрюмый лес молчал, и как будто замер в молчаливой стойке. Но уже чувствовалось дыхание весны, и свежий весенний ветер игриво шевелил, качал верхушки высоко поднявшихся среди белых берез и зелено-ствольных прямых осин стройных сосен. Казалось, что деревья еще не проснулись ото сна. Но дыхание весны чувствовалось и здесь. Весело журчал ручеек по просеке, обходя низенькие березки и сосенки. Лишь местами среди густых зарослей мелколесья виднелись потемневшие пятна снега, спрятавшихся от жарких лучей солнца, да белели в ямах быстро осевшие кучи, изредка мелькая среди деревьев и кустов. Местами на поляночках, на бугорках среди деревьев, в наиболее прогревшихся местах сквозь прошлогоднюю выцветшую листву пробились на свет первые весенние цветы. На темных ветках белых берез гирляндами свисали уже набухшие и готовые проклюнуться почки. Что тут говорить? Весна идет, весна идет!
Я еще с детства любил подолгу бродить по лесу, где всегда веяло небесным спокойствием и тишиной. Чистейший весенний воздух, вливаясь в легкие, придавал новые силы, помогая не чувствовать усталости и оставаться как и прежде свежим и спокойным. Снималась, исчезала любая боль как под чудодейственной рукой сказочного волшебника. На душе становилось легко и радостно.
Найдя подходящую березу, прямо на окраине леса, я топором сделал неглубокий надрез в шершавой коре и подставил снизу котелок.
- Прости меня, милая березка. Я только чуть-чуть, немного попробую твоей волшебной водички, - пришлось извиниться мне перед лесной красавицей, пока немножко голой.
Светлый сок сразу начал сочиться откуда-то из глубины, затем маленьким ручейком потек вниз по коре, словно слезы с девичьих глаз. Как я залпом выпил свежий сладковатый напиток, так сразу откуда-то появилась бодрость, сила. Давно же не пил ничего такого!
