Ты серьезно думаешь, что это было бы везением — отправить ребят на верную смерть? Я точно знаю, что будет невезением: необходимость отдать приказ к повороту. Рассчитывать орбиты, писать инструкции. Своими руками загонять гвозди в гроб дела своей жизни. НАСА по такому случаю снова прибавят бюджет, и они уже точно станут первыми, а мы отстанем навсегда…
Может, организовать себе какой-нибудь сердечный приступ, лечь в больницу, пусть зам командует? Он давно на мое место зубы точит, пусть насладится. Ага, великолепно. Побеждать я сам хочу, а проигрывает пусть зам? Как раз на такой случай было придумано древнее слово честь. Сделать, что должно, и потом пулю в висок.
— Можно?
Он вздрогнул и обернулся. В освещенном дверном проеме блестела лысина Горелова.
— Заходи.
Горелов подошел к столу, и стало видно, что он радостно улыбается.
— Что? — выдохнул Борисыч.
— Предельная точка поворота по обычным гомановским эллипсам через две недели, — с энтузиазмом доложил Горелов, — но через три недели еще будет очень удачное окно для траектории с захватом Венерой, она даже экономичнее. Можно, конечно, и сейчас прямо повернуть, но смысла нет, выигрыш съест торможение на подходе.
— А позже?
— Позже — все, — удивленно пожал плечами Горелов. — Если в это окно не вписаться, потом уже топлива на возврат не хватит. Так что давай, командуй, пусть ребята на всякий случай пока начинают экономить, а мы как раз все подготовим…
— Ты рассчитывал для нынешнего уровня расхода?
— Да, но это без запаса. Запас не помешает…
— Подождем еще недельку.
Генеральный конструктор вернулся от окна к столу и принялся складывать бумаги стопочкой, старательно не поднимая глаз.
— Чего ты ждешь, Гоня? — мягко спросил Горелов.
Забытое студенческое имя ударило по сердцу. Он хотел было начальственно рявкнуть, но поднял голову и натолкнулся на сочувственный, все понимающий взгляд наивных выцветших глаз.
— Не знаю, — неожиданно для себя признался Борисыч. — Чего-то. Чего-нибудь.
Пауза затянулась.
— Ну, недельку-то терпит, — протянул, наконец, Горелов.
Ни в его тоне, ни в голосе не было ни капли угрозы, но Борисыч все равно ее услышал. Интеллигент хренов. Платон мне друг, но гуманитарные ценности дороже? Не хотелось ведь посвящать генерала. Не хотелось. Но, в конце концов, мы все в одной лодке.
— Если не повернуть обратно максимум через двадцать суток, мы уже не сможем вернуться, — привычная невозмутимость Рената сейчас казалась издевательством.
— Так что же они молчат? — срывающимся голосом спросил Миша. Ему было далеко до невозмутимости. — Или Борисыч нарочно тянет, хочет нас не мытьем, так катаньем на Марс загнать?
— Это вряд ли, — рассудительно ответил Семен. — Наверное, просто ждет подходящего окна.
Он вопросительно посмотрел на Рената.
— Возможно. Хорошее окно будет как раз через двадцать дней — расход топлива на всю траекторию даже меньше, чем если раньше повернуть. Но окно короткое, меньше суток, и если его пропустить — потом вообще шансов нет.
— Вот видишь, — Семен повернулся к Мише, — они в самом деле берегут наши нервы, не хотят волновать заранее.
— Чушь! — зло огрызнулся Михаил. Димка, вытаращив глаза, переводил взгляд с одного на другого. — Сейчас надо не нервы беречь, а топливо. Мы давно могли бы начать экономить. Ты сам прекрасно понимаешь!
— Я прекрасно понимаю, что нет повода для паники, — подчеркнуто сухо сказал командир. — Возьми себя в руки, док.
— Нет повода? — Михаил уже кричал. — А то, что Земля нас подставляет — это не повод? Кто-то там боится получить по шапке за провал полета и хочет урвать хоть шерсти клок. Ценой наших жизней! Это тебе не повод?
— Для паники — не повод. Уймись. — Семен впервые позволил себе такой жесткий тон. Послушал секунду мертвой тишины и заставил себя говорить спокойнее. — Мы можем сами рассчитать и произвести любой маневр в любой нужный момент, но я предпочитаю подождать команды с Земли. Времени еще достаточно. А начать экономить нам никто не мешает.
— А если не будет команды? — не выдержал Дима.
— Тогда дождемся окна и повернем сами. Поставим Землю перед фактом — под мою ответственность. — Семен встретил непонимающий Димкин взгляд, сжал зубы и постарался объяснить. — Я знаю Борисыча много лет. Если он молчит, значит есть причина, не зная обстоятельств, не стоит ему мешать. И в конце концов, даже если он нас подставляет, я его подставлять не хочу, ясно?
— Конечно, — непривычно мягко откликнулся Ренат, гася напряжение. — Все правильно, не волнуйся. Командуй, что будем делать?
Семен глубоко вдохнул, опустил веки и медленно выдохнул. Открыл глаза.
