отряда; оперативные войска НКВД, охранявшие объекты на железной дороге, а еще множество тыловых учреждений.
Кроме того, город был перевалочной базой для воинских частей, расположенных севернее и южнее Брестского гарнизона. Колея еще не везде перешита на русский стандарт, и в деле еще доставшийся от былой Речи Посполитой трофейный железнодорожный парк. Вон, как в стороне бодро дымит кургузый польский паровозик и у вагонов непривычного вида суетятся люди.
Зачем спешить?
Пусть без него бьются за пролетки и грузят вещи. Да и «рубить» по площади почти строевым шагом, поднимая руку к козырьку и эпично гремя чемоданом, не хотелось. Давно отвык от этих дел.
«Дэнги, дэнги давай!», — капитан улыбнулся, представляя, как мучаются вечным вопросом местные «таксисты»: каким же зигзагом везти до места клиента. В глазах мелькают цифры – это ум множит рубли на расстояние.
— Папа! Смотри, шпион! — раздался рядом испуганный детский голос [11].
В лице Ненашева ничего не дрогнуло, лишь в большой ягодичной мышце повело седалищный нерв. Ишь ты, разогнался! Ребенок, и тот сразу раскусил засланца!
«Спокойствие, только спокойствие!», — Панов медленно обернулся, делая выразительные глаза, ну как у того брутального кота с рапирой. Потом облегченно выдохнул.
Какой-то товарищ, несмотря на жару, одетый в черную гимнастерку без петлиц, и такого же цвета галифе, встречал на перроне семью. Наверняка дождался квартиры или пары отдельных комнат. А боялась его дочка, ребенок лет семи-восьми, не обращавшая на Сашу никакого внимания.
Предметом внимания стал проходящий мимо немолодой гражданин в приличном костюме серого цвета, при галстуке, шляпе и кожаном портфеле.
— Галя, здесь так многие одеваются.
— Если в шляпе, значит шпион, — сказала, как отрезала Галя. — Я на картинках видела и нам рассказывали. Папа, мне страшно.
— Не бойся. Вон товарищ командир Красной Армии стоит, — решил подыграть дочке отец. — Пока он здесь, не придут сюда злые шпионы.
Девочка с тайной надеждой посмотрела на Ненашева и согласно кивнула. У военного в кобуре пистолет, он точно никого не боится. Панов улыбнулся в ответ, припоминая нечто веселое: «А в глубине кармана патроны от нагана, и карта укреплений советской стороны»[12] .
До войны книг про воров в законе не печатали, зато романы про иностранных агентов раскупали в миг.
Тема – золотая жила. Кто только в ней не отметился! Даже в строчках детских писателей нашей стране ежеминутно и обязательно кто-то вредил.
На бумажных станицах твердых и мягких переплетов диверсанты сыпали яд в колодцы, жгли коровники, убивали добрых лесоводов, разводили ядовитых гусениц, злостно жрущих ценный лес[13], фотографировали секретные советские заводы и коварно топили в ваннах советских пионеров. Но добро всегда побеждало зло: врагов беспощадно отстреливали чекисты и сурово судил советский суд[14].
«Ну что, давай иди, тряси мужика в шляпе! Нет на свете невиновных», — съязвил Панов, вспоминая свою прошлую замечательную работу, где клиент вечно не прав: «Граждане! Алиби, конечно, алиби, но сядете по любому!»
Естественно, Максим никуда не дернулся, а пошел смотреть вокзал.
Вот зря! Лучше перебдеть, чем недобдеть…
Ненашеву обязательно следовало узнать человека, знакомого по старой черно-белой фотографии. А «мужику в шляпе» человек, пометивший его нейтральным цветом, сразу бросился в глаза.
Гражданин рейха, переводчик многочисленных совместных советско-германских комиссий, а в глубине души обер-лейтенант абвера барон фон Каттерфельд возвращался на западный берег Буга, неся для немецкой разведки много вкусного. Эх, аккуратненько бы гада топориком по куполу.
Иначе нельзя – органы немца отпустят. Он дипломат, мать его етить!
Местный вокзал Саша видел на лишь старых черно-белых фотографиях. Построили его в девятнадцатом веке, а в пятнадцатом году сожгли отступавшие русские войска. Далее поляки, освоив руины, отгрохали внушительное белое здание, чем-то похожее на белый дворец-замок магната- шляхтича.
Царящая внутри прохлада приятно накрыло разгоряченное тело капитана.
Миновав массивные двери, Панов оказался в центральном зале.
У входа журчал небольшой фонтан, освежавший знойный воздух, врывающийся с улицы. Пол, словно шахматная доска, весь вымощен белой и светло-зеленой плиткой. Портреты Ленина, Сталина и Молотова на белом фоне висели на массивных колоннах.
Саша втянул носом знакомый запах детства.
Так когда-то, в семидесятых, пахли станции: нагретым камнем, пылью, лакированным деревом потертых скамеек. А запах сгоревшего угля, масла и креозота, состава которым пропитывали деревянные шпалы, создавали неповторимый аромат. Будто вновь он едет в отпуск с родителями, куда-то в Крым.
Максим неторопливо обошел вокзал, с любопытством озираясь по сторонам и читая подряд все лозунги, объявления и правила. Народу в залах не много. Семичасовой поезд недавно ушел на восток, а следующий отправится около двенадцати ночи.
В одном из закутков торговали товарами для пассажиров. Наверняка тут знали о суровой доли засланцев и товары, необходимые для оказания первой помощи иновременным пришельцам, продавали уже с наценкой.
О, какие муки испытывают пришельцы, взяв руку опасную бритву! Просто шекспировский накал страстей! Или это герой Достоевского, вглядывается в зеркало и гордо произносит: «тварь я дрожащая или право имею». Страшно зайти в парикмахерскую, вдруг дрогнет рука брадобрея и все – привет тебе начинка для гробов.
Впрочем, ряд граждан, наивно пытается сунуть в предвоенное время девушек, предварительно не снабдив их… запасом прокладок или ваты, бывшей жутким дефицитом на войне, на весь период переноса[15].
Но кто бы ты ни был, Максим Ненашев, я тебя побрею!
Капитан, плюя на заведенную традицию, купил безопасную многоразовую бритву. Затупившиеся лезвия владелец точил самостоятельно, небольшой брусочек находился рядом в бархатной коробочке. Изделие массово выпускал московский завод «СТИЗ». Панов искренне вздохнул, мечтая о настоящей, опасной для щетины бритве из знаменитого «города лезвий» Золингена. Она осталась в будущем, а железка, найденная в чемодане, казалась лишь достойной лабораторных опытов над мышками.
Но вдруг пригодится? Максим спрятал ее во внутренний карман сапога.
А это, что еще? Панов приценился, и коробка советских сигар «Капитанские» сделала чемодан чуть тяжелее.
В туалетной комнате капитан быстро привел себя в порядок, а затем двинулся к киоску «Союзпечати», проникаться местными реалиями. Желательно культурными и спортивными: надо знать, что у публики на слуху.
Купил газеты «Правду», «Известия»[16] и местную «Зарю». Не пожалел червонца на «Краткий курс» и стенографический отчет XVIII съезда ВКП(б) в синей обложке. Если уж вживаться, то по полной.
Ненашев развернул газетный лист.
Давно знакомая борьба за себестоимость и экономию средств. Отстает производительность труда, не на всю катушку используется техника. В Полесье осушают в день по тысяче гектар болот. Максим усмехнулся: «Надо же, вот кто мостил в сушь дорогу вермахту».
А вот и «его» Астрахань! Колхозники стали жить лучше и покупают в дом панцирные кровати. Привычный столбик на последнем листе: управление иностранных операций за доллар дает пять с
