чувствовать такой горькой обиды. Неужели я могла спокойно жить с этим? Наверное. А может, и нет. Все равно не помню.
— Вы уже закончили? Садитесь, пожалуйста, в кресло, пора возвращаться в палату.
Я не могу смотреть на нее. Я не хочу видеть ее улыбку: она смеется надо мной.
— Что случилось? Вы чем-то расстроены?
— Я в порядке. Просто немного устала.
На этот раз я не замечаю ничего вокруг. А в палате падаю на кровать, и мне хочется только одного: чтобы все оставили меня в покое. Не надо было мне смотреть в зеркало. Я бы и дальше представляла себя спящей красавицей. У меня даже мыслей не возникло, что может быть по-другому. Идиотка! Наверное, самый большой враг — это тот, кто лишает иллюзий. У меня теперь нет ни одной, даже самой завалящей. Проклятый кусок стекла!
— Вам сейчас принесут еду.
А, красотка еще здесь? Шла бы ты, девочка, куда подальше. Вместе со своим хорошеньким личиком. Нет, я не то чтобы завидую, но так и кажется, что она издевается надо мной.
— Я не голодна.
— Вам необходимо есть, чтобы набираться сил. Иначе процесс лечения затянется.
Маленькая шантажистка! Мне ничего не остается, как только согласиться. Вкуса еды я все равно не ощутила. Я просто молча проглотила все, что она принесла, и отвернулась к стенке. Я до крайности устала, да и нервы на пределе. Черт подери, что мне теперь делать? И где шляется мой «персональный врач»? Я хочу услышать историю моей жизни, если ему есть что сказать по этому поводу. Мне-то уж точно нечего. Вот только если бы можно было говорить с ним, отвернувшись к стене! Но уж нет. Ни у кого не должно даже тени подозрения возникнуть о причине моего дурного настроения, потому что это просто смешно. Я представляю, как они будут ухохатываться, обсуждая это между собой. Поэтому я должна вести себя так, как вчера. Только теперь это будет довольно трудно.
Я беру со столика косметичку. Бархатный мешочек с завязочками. Что у нас здесь? Тушь для ресниц — ну конечно же! Два карандаша — серый и розовый, несколько неинтересных помад... Неужели это моя косметика? Абсолютно не вдохновляет. Какие-то скучные цвета. Но ведь и внешность у меня — не блеск, должна признать. Все законно. Разве можно такую кошмарную вывеску разукрашивать яркими красками? Все правильно, так и надо. Но почему я должна смириться с этим? С другой стороны, что я могу поделать? Нет вариантов. Черт подери!
— Доброе утро! — Его голос заставил меня вздрогнуть. Проклятая дверь даже не скрипнула. Чем же это утро такое доброе, а, парень? Хотя это, конечно, для кого как!
— Доброе утро.
— Как вы себя чувствуете?
«Сказала бы я тебе!»
— Довольно сносно.
— Вот и отлично. Анализы у вас в норме, скоро снимем повязку. Я говорил о вас с Николаем Петровичем. — «С кем ты говорил? A-а, человек-детектор!» — Что поделаешь, иногда такое случается, но чаще всего ненадолго. Хотя бывали случаи, когда... Ну, об этом после. Я пришел поговорить о вас. Собственно говоря, я должен сейчас рассказать вашу биографию. Я тут принес несколько фотографий из вашего альбома. Возможно, это нам как-то поможет. Впрочем, не будем терять время...
— Ну, так не теряйте, док. Что вы там прячете в рукаве? Я вся внимание.
— Итак, начнем. Вас зовут Ясинская Юлия Павловна. Родились седьмого июля тысяча девятьсот семьдесят девятого года в Смоленске. Вот ваш паспорт, кстати. Вам скоро исполнится тридцать лет — прекрасный возраст для женщины!
Он еще издевается! Все впереди... Как же! Фотография в паспорте довольно удачная. Значит, при помощи косметики я могу быть даже человекообразной. Слабое утешение. Ну и черт с ним!
— Мне это имя незнакомо.
— Конечно. У вас слишком глубоко повреждена память. Но это — ваше собственное имя.
— Чем я занимаюсь?
— Вы — владелица и ведущий модельер дома моды «Эрика», шестьдесят процентов акций этого предприятия — ваша собственность.
Это значит, что у меня есть на что жить. Это хорошо. Но... Как быть теперь? Смогу ли я и в дальнейшем этим заниматься? Я не чувствую в себе ни малейшей склонности к таким занятиям. Правда, к чему я сейчас чувствую склонность? Ни к чему. В моей голове пусто и гулко. Закрыли тему.
— Юля, вы устали?
Я вздрагиваю. Он назвал меня по имени, но я ждала какого-то другого. Это не мое имя. Оно красивое, хорошо звучит, но чужое. Меня зовут как-то по-другому. Не знаю. Возможно, я просто спятила, а никто этого пока не заметил. Нет. Мне чужды это лицо, это имя, мне все здесь чуждо. Почему? И некому сказать... Не у кого спросить.
— У меня есть родственники, друзья? Кто-то... Кто-то близкий?
— К сожалению, ваши родители погибли, когда вам не было и полугода, вас вырастила бабушка. Но четыре года назад она умерла. Все необходимые документы я принес, потом, позже просмотрите.
— Кто принес мне вещи?
— Ваша подруга Светлана. У нее есть ключи от вашей квартиры. Там у вас кот и много цветов. Она ухаживает за ними. Вот она, на этой фотографии.
Со снимка улыбается кругленькая смуглая девушка. Наверное, услыхала что-то смешное, потому что смеются ее небольшие карие глаза, курносенький носик и ямочки на щечках. Она стоит, обнимая за плечи бледную светловолосую девушку с большими грустными глазами. А тебе не весело, блондиночка? Не очень, по всему видать. Потому что это... я?
— Что вас беспокоит?
«Нет, видели вы такое? Он еще спрашивает!»
— Скажите мне... только скажите правду... Когда это пройдет?
Он посерьезнел. Небольшая вертикальная морщинка прорезает его лоб, глаза потемнели. Господи, ну о чем я думаю? Как же, такой красавчик именно для такой уродины, как я! Но меня привлекает его лицо... Нет. Это просто нелепо и смешно.
— Юлечка, видите ли, дело вот в чем... А, черт! Ну, хорошо. Скажу как есть. Я не знаю. Правда, не знаю. В каком-то другом случае я попробовал бы определенную методику, но после такой тяжелой травмы — нет. Поэтому скажу прямо: возможно, память к вам вернется со временем. Возможно, вследствие какого- то внешнего толчка. А возможно, вам придется принять такое положение вещей и начать жить сначала. Поверьте, на свете есть достаточно людей, которые с удовольствием поменялись бы с вами местами, лишь бы забыть некоторые вещи.
— А мне есть что забывать? Что еще есть такое, что мне необходимо знать?
— Вы не замужем и у вас нет приятеля. Хотя, конечно, может, и есть, но вы не делились этим с подругой. Света говорит, что вы во многом были откровенны с ней, но что касается вашей личной жизни, то она ничего об этом не знает. Что само по себе уже довольно странно, вы не находите? Вообще, здесь много непонятного.
— Что вы имеете в виду?
— Вас характеризуют как человека жесткого и немногословного. Я могу ошибаться, но... Вы совсем такой не кажетесь. Возможно, из-за травмы... некоторая перемена в темпераменте... И тоже нет. А впрочем, об этом еще рано говорить. Если позволите, я хотел бы наблюдать вас и дальше, после выписки из больницы.
— Как за подопытным материалом?
— Именно так.
Это хорошо, что он не рядит правду в розово-сладенькие одежды приличий. Мы отлично поняли друг друга. Он сказал то, что и должен был сказать, что имел в виду. И меня это не раздражает нисколько.
— Вас не шокировала моя откровенность?
— Нет. Так и должно быть.
— Я почему-то сразу так и решил, что вы не потерпите словоблудия.