закончился, хоть бы все эти люди, которые прохаживаются тут рука об руку, ушли наконец домой ужинать! Тогда можно было бы Запереть ворота парка, раствориться в сумерках — и никто не заметил бы, что он без шляпы. Скорей бы солнце село.
Но солнце всё медлило. И никто не уходил домой. Наоборот, люди разворачивали свёртки, доставали из них бутерброды и пирожные, а бумагу бросали прямо на траву.
Ведут себя так, словно они здесь хозяева! — возмущённо сказал сторож, который считал, что хозяин здесь он.
Новые и новые пары входили в главные ворота, выбирали воздушные шарики, покупали у мороженщика мороженое. Они держались за руки и отбрасывали длинные тени на парковые дорожки.
И тут у входа в парк возникла тень, предваряющая появление целой процессии — коляски, набитой игрушками и детьми, по одну сторону от которой шла девочка с корзинкой, а по другую — мальчик в матросском костюмчике с авоськой.
И корзинка, и авоська были наполнены провиантом, словно дети собрались в долгую экспедицию. Сзади, толкая коляску, шествовала прямая фигура: румяные шоки, яркие синие глаза, вздёрнутый нос. Увы, всё это было хорошо знакомо сторожу.
— Только не это! — простонал он. — Только не сегодня! Зачем, скажите на милость, они идут в парк, когда им уже пора домой?
Он пересёк лужайку и приблизился к живописной группе.
— Поздненько сегодня, а? — спросил сторож, стараясь по возможности казаться дружелюбным.
Будь он собакой, непременно вильнул бы хвостом.
— Что именно? — спросила Мэри Поппинс, глядя сквозь сторожа, будто он стеклянный.
Тот заметно смешался.
— Ну, я хотел сказать, что всё у вас сегодня задом наперёд…
Синие глаза сделались стальными. Она явно была оскорблена.
— Вы обвиняете меня, воспитанную, респектабельную особу, в том, что я иду задом наперёд?!
— Нет, конечно, я не говорю, что вы идёте задом наперёд… Нет, пятиться как рак — это не про вас.
Парковый сторож так запутался, что теперь ему казалось, что он сам движете# задом наперёд.
— Но сейчас ведь уже поздно, вечер уже, вы в это время обычно домой идёте — чай там, всякое такое… А скоро и спать пора. И вдруг вы тут как тут, будто в путешествие собрались… — Сторож с подозрением рассматривал сетку и корзинку. — Во всеоружии, так сказать.
— Ну да, так и есть! Мы идём на вечерний пикник! — Джейн указала на корзинку. — Здесь уйма всякой всячины. Никогда не знаешь: вдруг будут гости! Так говорит Мэри Поппинс.
— И мы здесь останемся надолго-надолго, — подхватил Майкл, размахивая авоськой.
— Вечерний пикник! — ужаснулся сторож.
Он в жизни не слышал ничего подобного. «Может, это даже запрещено», — подумал он. Он мысленно перебрал весь список правил и не удержался, чтобы не сказать вслух:
— Соблюдайте правила! Мусор следует складывать в специально предназначенные для этого контейнеры. Нельзя оставлять яйца на траве….
— Мы что, кукушки, чтобы разбрасывать яйца по всему парку? — фыркнула Мэри Поппинс.
— Я имел в виду крутые яйца, — пояснил сторож. — Пикников без яиц не бывает. И куда вы направляетесь, интересно?
Он считал, что, если пикник устраивают в его парке, он имеет право знать, где именно.
— Мы идём… — начала Джейн.
— Довольно, Джейн, — сурово оборвала Мэри Поппинс. — Не стоит фамильярничать с незнакомцами.
— Это я-то незнакомец? — Парковый сторож уставился на них в возмущении. — Я здесь каждый день, и по воскресеньям тоже! Вы меня отлично знаете: я парковый сторож.
— Тогда почему вы не в фуражке? — спросила она, толкая коляску с такой яростью, что сторож едва успел отпрыгнуть, а не то ему бы переехало ногу.
— Посторонитесь, будьте любезны, — процедила Мэри Поппинс. И маленькая кавалькада решительно двинулась вперёд.
Парковый сторож глядел им вслед, пока подол нового цветастого платья не скрылся за рододендронами.
— Фамильярничать! — проворчал он. — Фу-ты ну-ты! Кем она себя возомнила?
Поблизости не было никого, кто мог бы ответить на этот вопрос, и сторож лишь махнул рукой. Воображала — вот кто она такая. И посмотреть-то не на что. Да пусть идёт куда хочет. По главной аллее можно было дойти до самых разных мест — до Зоопарка, до собора Святого Павла, даже до реки. Не может же он патрулировать весь Лондон! Его дело — следить за порядком в парке. Итак, готовый дать отпор любому нарушению, сторож воинственно огляделся.
— Эй, вы! — закричал он, обращаясь к высокому человеку, который только что ополоснул лицо в фонтане и теперь нюхал розу — и сорвал её! — В парке запрещено рвать цветы! Не забывайте правила!
— Едва ли я могу их забыть, — отозвался высокий человек. — Учитывая, что я сам их придумал.
— Ха-ха! Вы их придумали! Очень смешно! — Парковый сторож саркастически рассмеялся.
— Да, пожалуй, некоторые из них довольно смешные, — согласился незнакомец. — Я сам иногда не могу удержаться от смеха. Но разве вы забыли: завтра Иванов день! Никто в такой вечер не соблюдает правила. А мне их и вовсе соблюдать не обязательно.
— Вот как? И кем же вы себя вообразили?
— Я не воображаю, а знаю наверняка. Такие вещи, знаете ли, не забываются. Я Премьер- министр.
Парковый сторож от души расхохотался:
— В этой-то дурацкой шапочке? Премьер-министры носят чёрные цилиндры и брюки в полоску.
— Я играл в крикет. Я знаю, что кепка мне мала. Но нельзя же махать битой в цилиндре! И уж тем более подавать мячи.
— Ну да, ну да. А теперь, наигравшись в крикет, вы, конечно, отправитесь с визитом к королю? — съязвил сторож.
— Именно. Как раз когда я уходил из дома, пришло важное письмо из дворца. Куда я его подевал? Чёрт бы побрал эти куцые карманчики! Не тут. И не тут. Неужели потерял? A-а, вспомнил!
Он сорвал с головы злополучную кепку, извлёк из неё конверт с большой золотой печатью в виде короны.
— «Дорогой Премьер-министр, — прочёл он вслух. — Если вам больше нечего делать, приходите ко мне на обед. Омары, трюфели, сардины на тосте. Я собираюсь придумать несколько новых законов и хочу с вами поболтать». Вот! Я же вам говорил! Нет человеку покоя — и это в такой вечер! Я всегда готов поболтать, это моя работа, но я терпеть не могу омаров! У меня от них несварение желудка. Но придётся идти, ничего не попишешь! Правила, конечно, можно нарушать, но законы — совсем другое дело. И потом, — добавил он внезапно, — вам-то до этого какое дело? Какой-то проходимец читает нотации мне — мне! — что, видите ли, нельзя рвать розы! Это не касается никого, кроме паркового сторожа.
— Но я и есть парковый сторож! — сказал сторож, содрогаясь с ног до головы при виде августейшего письма.
Он совершил ужасную ошибку и трепетал при мысли о последствиях.
Премьер-министр поднял монокль, решительно вставил его в глаз и принялся рассматривать собеседника.
— Я потрясён, — сказал он наконец. — Я шокирован. Я скандализован. Государственный служащий в общественном месте одет не по форме! Я крайне вами недоволен. И что же, скажите на милость, вы сделали со своим головным убором?
— Я… я уронил его в урну.
— В урну! К апельсиновой кожуре! Совет графства назначил вас на эту должность — и вы пренебрегаете своей униформой настолько, что швыряете её в… Невероятно! Так дальше продолжаться не
