даль, в самое сердце Канады, чтобы стать объектом наблюдения. И на тебя никто не должен смотреть — кроме меня. Ведь ты готовишься отложить яйцо, то есть, я так думаю, уединение тебе просто необходимо. Опыт подсказывает мне, что мальчишки всегда швыряются камнями и палками, это у них в крови. Сейчас я нанесу ему могучим крылом удар, не уступающий удару полицейской дубинки. Сейчас я ему задам!
— Подожди минутку! — остановила его жена. — К чему затевать драку? Этот мальчик не причиняет мне беспокойства. И тебе тоже.
— Но сюда-то он как попал? — возмутился лебедь. Он перестал шептать и перешел на крик. — Как? Летать мальчики не умеют, дорог в здешних местах нет. Ближайшее шоссе — в пятидесяти милях отсюда.
— А вдруг он заблудился? — предположила лебедь. — Вдруг он умирает с голоду? Вдруг он хочет разорить гнездо и съесть наши яйца? Хотя нет, вряд ли. Он не похож на голодного. Как бы то ни было, я построила это гнездо, высиживаю три очаровательных яйца, мальчик ведет себя хорошо, по крайней мере, сейчас, и я намерена продолжить свое дело и отложить четвертое.
— Удачи тебе, любовь моя! — воскликнула муж. — Я буду рядом, и, если что-нибудь случится, встану на твою защиту. Откладывай яйцо!
Прошел час; неторопливо перебирая лапами, лебедь кружил вокруг островка, оберегая жену, тихо сидевшую в гнезде. Сэм застыл на бревне, боясь пошевелиться. Зрелище очаровало его. Из виденных им водоплавающих птиц лебеди — самые большие. Он слышал их трубные голоса и излазил все окрестные болота и чащи, пока не обнаружил гнездо на озере. Сэм достаточно знал о птицах, чтобы определить, что перед ним трубачи. Он всегда чувствовал себя счастливым в диких лесах среди диких зверей. Он сидел на бревне, смотрел на лебедей, и на душе у него было светло и легко — похожее чувство посещает некоторых людей в церкви.
Проведя на озере час, Сэм поднялся. Неторопливо и спокойно двинулся он прочь, ступая строго по одной линии, как индеец, не производя ни звука. Птицы смотрели ему вслед. Лебедь вышла из гнезда и обернулась. На дне, надежно укутанное мягкими перьями, лежало четвертое яйцо. Муж выбрался на островок и заглянул в гнездо.
— Шедевр! — восхитился он. — Яйцо непревзойденной красоты и совершенных пропорций. Полагаю, оно почти пять дюймов в длину. Жена была очень довольна.
Когда яиц в гнезде стало пять, лебедь почувствовала удовлетворение. Она с гордостью посмотрела в гнездо и села согревать яйца; изогнув шею, бережно подталкивала их клювом поближе к себе, чтобы каждому досталось тепла ее тела. Муж плавно скользил рядом, оберегая ее от одиночества и от врагов. Он знал, что где-то поблизости рыщет лисица: по ночам до него доносилось лисье тявканье — верный знак, что охота была удачной.
Шло время, медленно текли дни, а лебедь все так же терпеливо сидела на яйцах. Дни сменялись ночами. Она все сидела и сидела, отдавая яйцами свое тепло. Никто не тревожил ее. Мальчик ушел; возможно, он никогда не вернется. В каждом яйце происходило нечто недоступное ее взору — зарождался маленький лебеденок. С каждой новой неделей дни становились длиннее, ночи убывали. Когда случался дождливый день, ей ничего другого не оставалось, как сидеть под дождем и мокнуть.
— Дорогая, — обратился к ней как-то муж, — неужели твои обязанности никогда не кажутся тебе досадливым бременем или источником безграничной тоски? Неужто ты не испытываешь утомления, неподвижно сидя на одном месте и укрывая собою яйца, лишив себя развлечений и удовольствий, воздерживаясь от игривых дерзостей и смешных дурачеств? Неужто не одолевает тебя скука?
— Нет, — ответила жена, — не особенно.
— Но разве сидеть на яйцах удобно?
— Нет, — призналась лебедь. — Но я готова терпеть временные неудобства ради юных лебедей, которым предстоит появиться на свет.
— И долго тебе еще сидеть?
— Понятия не имею, — вздохнула лебедь. — Но наши соседи утки, как я погляжу, своих малышей уже вывели, да и краснокрылые дрозды тоже; а позавчера вечером на берегу охотилась жена полосатого скунса — с нею было четверо маленьких скунсов. Думаю, что и мне осталось недолго ждать. Надеюсь, что все сложится хорошо и скоро мы увидим наших детей — наших прекрасных маленьких лебедят.
— А разве голод никогда не мучит тебя, разве не терзает тебя жажда?
— Бывает, — отвечала жена. — Кстати: спущусь-ка я попить.
Стоял теплый денек, ярко светило солнце. Лебедь решила, что яйца могут спокойно полежать несколько минут без нее. Она поднялась. Сначала она забросала яйца пухом, скрывая их от холода и посторонних глаз. Потом сошла с гнезда, ступила в воду и Сделала несколько жадных глотков. Выплыв на мелководье, она опустила голову ко дну и пощипала нежных водорослей. Затем приняла душ, окатив себя водой, и выбралась на поросший травою берег, чтобы привести в порядок оперение.
Лебедь чувствовала себя превосходно. Она и не подозревала, что появился враг. Она не замечала рыжего лиса, притаившегося в частых зарослях кустарника и следившего за каждым ее движением. К озеру лиса привлек плеск воды. Он надеялся, что это гусь. Но, поведя носом, почуял лебедя. Она стояла к нему спиной, и он начал медленно подкрадываться. Она, конечно, слишком велика для него, ему ее не унести, но он решил, что все равно ее загрызет, чтобы ощутить вкус свежей крови. Лебедь-муж в это время неторопливо скользил по глади озера и первым заметил лиса.
— Берегись! — протрубил он. — Берегись лиса, он подкрадывается к тебе в эту самую минуту, когда я обращаюсь к тебе! Его глаза сверкают, всклокоченный хвост вытянут, как струна, он так и стелется по земле, он жаждет крови! Ты в смертельной опасности, надо действовать, не медля!
Пока лебедь произносил эту изящную предупредительную речь, произошло нечто весьма удивительное. Как только лис изготовился прыгнуть и вонзить клыки в лебединую шею, в воздухе просвистела палка. Она стукнула лиса прямо в нос, он подскочил и стремглав кинулся в Лес. Лебеди терялись в догадках. Вдруг ветви кустов заколыхались, и из зарослей выступил Сэм Бивер, тот самый мальчик, что приходил сюда месяц назад. Сэм ухмылялся. В руке он держал другую палку на случай, если лис вздумает вернуться. Однако лис не имел ни малейшей охоты возвращаться. Ужасно разболелся нос, да и аппетит на свежее лебединое мясо пропал.
— Привет, — тихо сказал Сэм.
— Ко-хо! Ко-хо! — ответил лебедь.
— Ко-хо! — вторила его жена.
Озеро зазвенело от их трубных голосов — победной песни об изгнании врага, торжественной, радостной песни.
Их голоса потрясли Сэма: говорят, они напоминают звуки валторны. Он не торопясь двинулся вдоль берега к тому месту недалеко от островка, где земля слегка вдавалась в озеро, и уселся на свое бревно. Теперь лебеди поняли, что их сомнения напрасны, что Сэм их друг. Он спас жизнь прекрасной лебеди. В нужный момент он оказался рядом, и в руках у него была палка. Благодарность наполнила их сердца. Лебедь-муж подплыл к Сэму, вышел на берег, встал рядом и, грациозно изогнув шею, дружелюбно посмотрел на него. Потом осторожно вытянул шею и почти коснулся его. У Сэма не дрогнул ни один мускул, хотя от волнения и радости сердце его выпрыгивало из груди.
Лебедь же скользнула по озерной глади к своему гнезду и снова уселась согревать яйца. Она была счастлива, что осталась жива.
Вечером, перед сном, Сэм достал тетрадку и ручку. Вот, что он написал:
По-моему, нет ничего замечательней в целом мире, чем гнездо с яйцами. Яйцо — ведь в нем заключена жизнь! — совершеннейшая вещь на свете. Оно прекрасно и таинственно. Яйцо куда лучше, чем теннисный мяч или кусок мыла. Кусок мыла всегда будет куском мыла, пока не сделается таким маленьким, что никому не будет нужен, и его не выбросят вон. А вон яйцо когда-нибудь станет живым существом. Лебединое яйцо расколется, и из него выйдет лебеденок. Гнездо почти такое же прекрасное и таинственное, как и яйцо. Откуда птицы знают, как строить гнездо? Ведь ее никто никогда этому не учит. Откуда же она знает, как строить гнездо?
Сэм захлопнул тетрадь, пожелал папе спокойной ночи, задул лампу и забрался в постель. Некоторое время он лежал, раздумывая, откуда птица знает, как строить гнездо. Вскоре его глаза закрылись, и он
