— Просто так. Он знает о гибели Марты?
— Конечно. Но Марта для него была ни кем, у Оскара есть семья.
— Что?!
— Да, жена и маленькая дочка. Марта об этом знала.
Господи, сколько же еще секретов?! Живу, словно в полной темноте, на ощупь, то и дело на что-то натыкаясь. Так и в новый капкан угодить недолго.
— Линн, что тебя беспокоит? Только воспоминания или еще что-то? Ты лучше спроси, не накручивай себя, не то полезешь еще кого-то спасать, кого больше стоит посадить в тюрьму.
— Ларс, а Хильда?
— Хильда с Паулой не связана, она была еще маленькой, когда Паула жила в Стокгольме. Не то чтобы маленькой, просто новичком.
— А ты давно в Теме?
— Лет с семнадцати.
— Ты был боттомом?
— Никогда.
— А как же…
— Паула? Она привела меня в Тему и только. Меня всегда интересовало связывание. Остальным не занимался.
— А порка?
— Паула была очень ревнивой и ни за что не допустила бы, чтобы я кого-то порол.
Значит, Хильда соврала?
— А саму Паулу?
Похоже, Ларс решил ответить на все мои вопросы честно, он смотрел мне в лицо, не юлил и не пытался перевести разговор на другое.
— Она топ, а не свитч, всегда топ. Надеть на Паулу наручники или ошейник невозможно. Я тоже топ, потому никаких сессий у нас с ней не было и быть не могло.
Я испытала двоякое чувство. С одной стороны было приятно сознавать, что Ларс не проделывал с этой чертовой Анной-Паулой то же, что и со мной. С другой жестко прозвучавшее «она всегда топ» больно задело, эта фраза словно подчеркивала, что я-то нижняя, да не просто нижняя, а рабыня, я подчиняюсь…
Пришлось даже отвернуться, чтобы скрыть внезапно подступившую обиду. Ларс все понял, развернул меня к себе:
— Линн, люди разные, С тобой я делал и чувствовал то, чего не делал и не чувствовал с другими. Ты не должна ревновать меня к прошлому, хотя оно так страшно вторгается в нашу жизнь. Наши с тобой отношения — это совсем новая жизнь, все с чистого листа. Мне очень жаль, что тебе столько пришлось пережить из-за Паулы, но если сможешь, выброси все из головы. Я переболел этим давным-давно, не видел ее пять лет, забыл и не желал вспоминать.
— Ты не будешь искать Паулу?
Некоторое время Ларс молча смотрел на бурунчики волн, потом вздохнул:
— Знаешь, чего бы я хотел больше всего? Чтобы ее нашла полиция. А еще больше — забыть все это.
Я тоже смотрела на воды залива и вспоминала, как мы стояли на мысу и слушали симфонию Хуго Альвена. Тогда я еще ничего не знала о Пауле, вернее, не подозревала, что в действительности Анна и есть Паула, что она прекрасно знает Ларса, а меня к нему подослала в качестве наживки. Как я тогда была счастлива! Вздрагивала от каждого прикосновения Ларса, боялась и мечтала, чтобы он действовал решительней… Где эти беззаботные дни?
— Ларс, а если бы мы с тобой не встретились, если бы Анна не отправила меня морочить тебе голову викингами, а появилась в твоей жизни сама?..
— С викингами поосторожней, дорогая. А Паула…
От его задумчивости у меня больно сжалось сердце. Ларс плотней укутал меня своей курткой, поцеловал в волосы.
— Линн, Паула — прошлое, оно не вернется. Думаю, даже если бы мы с тобой не встретились, ничего не вернулось. Но после встречи ни о чем и речи не могло идти. Я тебе уже говорил, что болен тобой с первой минуты.
Я попыталась пошутить:
— Мечтаешь излечиться?
— У нас так все хорошо начиналось… Была строптивая скромница, которую я пытался превратить в развратницу. Ты знаешь, что у тебя взгляд… шлюхи?
— Что?!
— Угу… В глубине твоей благовоспитанности прячется страшная распутница, но ты титаническими усилиями не позволяешь ей даже нос высунуть.
— Ты хотел бы, чтобы я показала свою тайную испорченность?
— Обязательно, но только мне. Мы же об этом договаривались.
— О чем это? — я сделала вид, что страдаю амнезией, просто очень хотелось, чтобы Ларс напомнил прежние дни.
— Вот лиса! Хорошо, повторю. Я очень хочу, чтобы ты, приличная девушка, отличница и скромница, наедине со мной в спальне становилась страшной распутницей. Но только наедине и только со мной. Вспомнила?
— Да-да… что-то такое припоминаю…
— Договорились, я сегодня напомню еще. Я тебя давно не порол, ты не находишь?
— Ларс, нет!
— Почему? — в его притворно округлившихся глазах озорные искорки.
— Потому… потому что я буду орать, а бабушка услышит. Она может понять нестандартный секс, но не БДСМ.
— Как ты назвала? Нестандартный секс? Вообще-то это называется насилием в извращенной форме.
— Каким еще насилием, если ты был согласен?!
— Я просто растерялся…
— Ты получил удовольствие.
— Я тебе уже говорил, что потом ты все испортила. Придется повторить.
— Ну уж нет!
— Почему? Тебе не понравилось? Только честно.
— Понравилось, но я…
— Трусишь? Усесться на меня верхом и получить удовольствие тебе не позволяет пуританское воспитание. Но мы же договорились, что свое воспитание ты оставляешь за порогом спальни. — Не дождавшись ответа, Ларс вопросительно приподнял бровь: — Так будет повторение?
— Ну…
— Значит, будет. Я подожду, пока ты созреешь.
— Знаю я твое ожидание…
Он только заразительно рассмеялся в ответ.
Когда мы добрались до дома, Ларс предложил всем троим выбросить из головы все вчерашние и сегодняшние события и попытаться нормально поужинать. Тем более, Свен готов попотчевать нас от души.
Свен и впрямь постарался, подозреваю, что в основном ради бабушки, мы с Ларсом явно отошли на второй план.
— Я не согласна забыть все.
— Почему?
— Ну… рассвет был восхитительным. Ты не согласен?
Ларс демонстративно пожал плечами:
— Не помню. Придется освежить память.
Бабушка снова занята Свеном, а он ею, и мы с Ларсом оказались предоставлены сами себе.
Этот рассвет тоже был восхитителен, как и вся ночь перед ним. Меня так и подмывало сказать Ларсу, что неземное удовольствие можно получать и безо всяких БДСМ-изысков. Он сам понял, о чем я думаю:
— Ну что, нравится ванильный секс?
Глядя в непостижимые стальные глаза, я старательно изображала удивление:
— А тебе нет?
Ларс откинулся на спину, закинув руки за голову.
— Это хорошо два раза в неделю, потом надоест. К тому же мне так нравилось дразнить тебя… Разве тебе нет?
А меня вдруг осенило!
— Ларс, откуда у тебя такие фундаментальные познания?
— В чем?
— В сексе и извращениях.
Он снова навис надо мной, строго глядя в глаза.
— Несколько «но». Первое: я извращениями не занимаюсь. Извращения — это то, что неприемлемо. Мы с тобой делали что-то, что совершенно неприемлемо для тебя?
— Нет. — Лгать стальным глазам я не могла.
— Второе: если ты заметила, я мужчина, и чтобы не заниматься онанизмом, который считаю действительно извращением, имел подружек. Как и ты приятелей. — Его бровь чуть приподнялась, словно в ожидании моих возражений. Но что я могла возразить? — Не споришь, уже хорошо. Ревновать не стоит, я же не ревную тебя к Йенсу или Бергу, хотя и обещал свернуть им шеи, если только попробуют приблизиться меньше, чем на десяток метров.
Я ахнула:
— Откуда ты знаешь о Йенсе и Берге?
