приходит к тем, кто умирает на поле битвы. Когда я был юным, то видел ее, валяясь полумертвым на кровавом поле Вольфравен. Она кружилась среди трупов, тело ее было подобно слоновой кости, а волосы сияли золотом в лунном свете. Я лежал и выл, как подыхающий пес, потому что у меня не было сил поползти за ней. Она заманивает бойцов с поля сражения в ледяную пустыню, чтобы ее братья могли принести их неостывшие сердца в жертву Имиру. Точно говорю вам, Конан видел Атали, дочь Ледяного Гиганта!
- Ха! - воскликнул Хорса. - Старина Горм в молодые годы повредился умом, когда ему проломили башку в сражении. Конан просто бредил после жестокой сечи. Гляньте-ка, во что превратился его шлем! Любого из этих хватит, чтобы выбить из головы всякий ум. Он бежал по снегу за призраком. Ты ведь южанин, откуда тебе знать об Атали?
- Может, ты и прав, - сказал Конан. - Но струхнул изрядно.
Он умолк и уставился на свою левую ладонь. Он поднял ее вверх, и в наступившей тишине воины увидели обрывок материи, сотканной из таких тонких нитей, каких не прядут на земных веретенах.
'РАЗ В СТОЛЕТЬЕ РОЖДАЕТСЯ ВЕДЬМА'
Потом Конан пиратствовал в южных морях, оттуда попал в землю Шем. Там, среди небольших пограничных городов-государств, его воинское умение высоко ценилось, и был он близок к королевской короне как спаситель принцессы Ясмелы из Корая. Но киммериец предпочел свободу и ринулся на поиски приключений в гиборийские державы. Вместе с другими безработными наемниками он основал Вольницу, которая тревожила границы королевства Котт, Заморы и Турана, потом подался на запад в степи и присоединился к мунганам, конным грабителям, жившим на казачий манер. И, наконец, спасаясь от разгневанных туранцев, он возглавил дворцовую гвардию королевы Тарамис в Кауране.
1
Тарамис, королева Каурана, пробудилась от тревожного сна. Окружающая ее могильная, звенящая в ушах тишина не походила на обычный покой ночного дворца - скорее на покой мрачных подземелий.
Она удивилась тому, что свечи в золотых подсвечниках гасли. Сквозь стекла в серебряных переплетах пробивался звездный свет, но он был слишком слаб, чтобы развеять мрак спальни.
В темноте Тарамис заметила светящуюся точку, и она приковала к себе все внимание королевы. Свет, исходивший из нее, становился все ярче и ярче и осветил обитые шелком стены. Тарамис приподнялась и увидела, что перед ней вырисовываются очертания человеческой головы. Пораженная королева хотела крикнуть людей, но ни одного звука не вырвалось из ее пересохшей гортани. Черты призрака становились все отчетливей: гордо запрокинутая голова, увенчанная копной черных волос. Королева замерла: перед ней было ее собственное лицо! Словно бы она гляделась в зеркало - правда, кривое. Таким жестоким и хищным было выражение этого лица.
- О Иштар! - прошептала Тарамис. - Я околдована!
К ее ужасу отражение ответило голосом, подобным сладкому яду:
Околдована? Нет, милая сестричка, это не колдовство!
- Сестричка? - сказала королева. - У меня нет сестры!
- И никогда не было? - поинтересовался голос. - Неужели у тебя никогда не было сестры-близняшки с таким же тонким телом, равно чувствительным и к пыткам, и к поцелуям?
- Да, когда-то у меня была сестра, - ответила Тарамис, все еще считая это кошмарным сном. - Но она умерла...
Прекрасное лицо во тьме исказилось гримасой столь ужасной, что королева отпрянула - ей показалось, что черные локоны со змеиным шипением поднимаются над мраморным челом призрака.
- Ты лжешь! - выдохнули алые искривленные губы. - Она не умерла! Ты дура! Но довольно маскарада - гляди на здоровье.
Свечи в золотых подсвечниках внезапно зажглись - словно светящаяся змейка проскользнула по стенам. Тарамис задрожала и съежилась в изголовье покрытого шелком ложа, глаза ее расширились и с ужасом глядели на фигуру, возникшую из мрака. Казалось, что стоит перед ней вторая Тарамис, сходная с королевой в каждой жилке тела, но как бы охваченная злым демоном. Ярость и мстительность горели в глазах дикой кошки, жестокость таилась в изгибе сочных пунцовых губ, каждое движение тела словно бы бросало вызов. И волосы были уложены так же, как у королевы, и на ногах такие же золоченные сандалии...
- Кто ты? - пересохшими губами прошептала Тарамис. - Объясни, как ты сюда попала, или я прикажу слугам позвать стражу!
- Кричи-кричи, пусть хоть стены рухнут, - отвечала незваная гостья. Слуги твои не проснутся до утра, даже если весь дворец сгорит. И гвардейцы не услышат твоего визга - я отослала их из этого крыла дворца.
- Что ты сказала? - воскликнула оскорбленная Тарамис. - Кто кроме меня осмеливается приказывать моим гвардейцам?
- Я, милая сестричка! Как раз перед тем, как войти сюда. Они подумали, что это их любимая повелительница. Ха! Я удачно сыграла эту роль! С каким царственным величием, с какой неотразимой женственностью держалась я с этими бронированными болванами...
Тарамис почувствовала, что какие-то грозные и загадочные события сжимают кольцо вокруг нее.
- Кто ты? - крикнула она в отчаянии. - Зачем ты пришла? Что это за бред?
- Кто я? - в ласковом голосе сквозило шипение кобры. Незнакомка наклонилась к ложу, крепко схватила королеву за плечи и заглянула ей в глаза. Взгляд этот парализовал Тарамис.
- Дура! - взвизгнула гостья. - И ты еще спрашиваешь? И ты еще гадаешь? Я же Саломея!
- Саломея! - воскликнула Тарамис и волосы зашевелились у нее на голове, когда это имя обрело смысл. - Я думала, что ты умерла сразу же после рождения...
- Многие так думали, - сказала та, что назвалась Саломеей. - Меня унесли умирать в пустыню - будьте вы все прокляты! Беспомощного плачущего ребенка, еле живого! А знаешь, почему меня обрекли на смерть?
- Я слышала... Мне рассказывали...
Саломея захохотала и разорвала тунику на груди. Как раз между двумя тугими полушариями виднелось странное родимое пятно в виде красного, как кровь, полумесяца.
- Ведьмин знак! - Тарамис отпрянула.
- Он самый! - Полный ненависти хохот был острым, как лезвие кинжала. - Проклятие царствующего дома Каурана! До сих пор на торговых площадях наивные глупцы рассказывают эти байки о том, как первая в нашем роду королева сошлась с повелителем тьмы и понесла от него дочь, имя которой помнят и по сей день. И с тех пор каждые сто лет появляется в аскаурийской династии девочка с алым полумесяцем. ' Раз в столетие да рождается ведьма' - так звучит древнее проклятие. И оно сбывается! Некоторых из нас убивали при рождении - так хотели поступить и со мной. Другие оставались жить ведьмами - гордые дочери Каурана, меченные адским полумесяцем на мраморном теле, и каждая из них звалась Саломеей! Всегда была и всегда будет появляться ведьма Саломея. Даже если сойдут с полюсов вечные льды, чтобы обратить мир в прах, даже если заново возродятся царства земные - все равно будут ходить по свету царственной походкой Саломея, и будут чары ее порабощать мужчин, и будут по ее капризу отрубать головы мудрейшим!
- Но ты... Ты...
- Что я? - глаза ведьмы загорелись зеленым огнем. - Меня вывезли далеко за город и бросили в горячий песок, на солнцепек, и уехали, оставив плачущее дитя на растерзание стервятникам и шакалам. Но жизнь не покинула меня, ибо источник ее таится в таких безднах, которых и представить не может ум человеческий.
Шли часы, солнце палило нещадно - а я жила. И я помню, хоть и смутно, эти муки.
Потом появились верблюды и желтолицые люди, говорившие на странном наречии. Они сбились с караванной тропы. Их вожак увидел меня и знак на моей груди.
И он взял меня на руки и спас мне жизнь.
Это был чародей из далекого Кхитая, возвращавшийся из странствий по Стигии. Он взял меня с собой в город Пойкан, где пурпурные купола висят над зарослями бамбука. Там я выросла, постигая его науки. Годы не ослабили могущества моего наставника, и научил он меня многому...
Она прервалась, загадочно улыбнулась и продолжала:
- В конце концов он прогнал меня и сказал, что я заурядная колдунья, не способная управлять могучими
