уже стольких археронцев, чтобы вновь создать империю. Или Ксалтотун хочет вернуть жизнь останкам, которым уже три тысячи лет?
- Вы очень мало знаете о его силе, - с содроганием ответил Орастес. - Я видел, как после его заклятий даже горы начинают приобретать вид нездешний и древний. И поэтому я уверен, что ему под силу изменить контуры долин и придать им те очертания, которые они имели в те далекие эпохи... и после всего этого я чувствую, что становятся реальностью мерцающие далеким светом в вечернем воздухе пурпурные башни древнего Питона.
И вот во время последнего шабаша, в котором я участвовал вместе с ним, пришло ко мне, когда били бубны, а его отвратительные поклонники завывали, катаясь в экстазе и посыпая себе головы пеплом, последнее понимание всей этой магии и его замыслов. Я говорю вам: своими чарами, своими чудовищными заклятиями, подкрепленными таким количеством человеческой крови, которое никто из нас еще никогда не видел, он воскресит Архерон. Он поработит весь мир и невиданными потоками крови смоет настоящее, чтобы возвратить прошлое.
- Ты сошел с ума! - закричал Тараскуз.
- Сошел с ума? - Орастес обернулся к нему. - А кто, увидев то, что довелось увидеть мне, смог бы остаться в здравом рассудке? Но я сказал правду. Он хочет возродить Архерон - с его башнями, чернокнижниками, королями и всеми мерзостями, точно такой же, каким он был в то время. Остатки народов древнего Архерона послужат при этом скелетом, каркасом, а тела людей сегодняшнего дня станут глиной и камнями для построения этого здания. Я не могу сказать вам, когда и как это произойдет, - в голове моей все начинает вертеться, как только я начинаю задумываться об этом. Но я видел! Архерон вновь станет Архероном, и горы, долины, леса и реки станут такими же, что и много тысячелетий назад. А почему нет? Ведь если даже я, со своим скромным запасом чернокнижных сил и знаний сумел воскресить человека, умершего три тысячи лет назад, то почему бы величайшему чернокнижнику всего света не удалось сделать то же самое с королевством, погибшем в то же время? По его зову Архерон восстанет из праха!
- Но как же мы сможем помешать его планам? - поинтересовался обеспокоенный Тараскуз.
- Есть лишь один способ, - твердо ответил Орастес. - Мы должны выкрасть у него Сердце Арумана.
- Но я... - начал было Тараскуз, и тут же прикрыл рот.
Никто даже не обратил на это внимания, и Орастес продолжил:
- Это та сила, которую можно обратить против него. Если оно будет в моих руках, я смогу ставить ему условия. Но как нам его найти? Он, несомненно, спрятал его в каком-то надежном месте, откуда его не смогут достать даже разбойники Заморья. Мне не известно, где это место. Ах, если бы он вновь уснул сном черного лотоса... Но я уверен - он спрятал его еще тогда, после сраженья на Валке, и...
Закончить он не успел. Двери, надежно запертые на засов, неожиданно беззвучно раскрылись, и в комнату спокойно вошел Ксалтотун. Он неторопливо поглаживал свою бороду ладонью, но можно было заметить, что в глазах его пылают дьявольские огоньки.
- Ты слишком многое увидел, - произнес он бесцветным голосом, в упор глядя на Орастеса.
И прежде, чем кто-нибудь успел сдвинуться с места, он бросил под ноги окаменевшего от ужаса жреца горсть пыли. Коснувшись каменных плит пола, пыль загорелась дымным пламенем, и вверх потянулась тонкая струйка дыма, охватывая тело Орастеса плотной спиралью. Достигнув плеч, она резко обвилась вокруг шеи несчастного и с быстротой атакующей змеи затянулась в удавку. Испуганный крик Орастеса тут же перешел в предсмертный хрип. Руки умирающего рванулись к горлу, глаза выкатились из орбит, а язык вывалился изо рта. Дым душил его, словно стальная струна, еще какое-то мгновение, а потом побледнел и рассеялся. Мертвый Орастес со стуком рухнул на пол.
Ксалтотун хлопнул в ладоши, и в комнату вошли двое, которых часто видели в обществе чернокнижника. Это были низкорослые, поразительно темнокожие люди с красноватыми раскосыми глазами и острыми белыми зубами.
Они безмолвно подняли тело и вынесли его прочь.
Словно успокаивая присутствующих и призывая их не обращать на произошедшее внимание, Ксалтотун махнул ладонью и присел напротив побледневших королей за столик из слоновой кости.
- Так по какому же поводу вы здесь собрались? - спросил он.
- Западные области Акулонии подняли восстание... - все начали постепенно оправляться от шока, произведенного на них внезапной и страшной смертью Орастеса. - Какие-то мерзавцы распространили слух, что король Конан жив и теперь возвращается во главе армии Понтейна, чтобы отвоевать королевскую корону. Но вот в чем дело: даже если бы он и появился живым сразу же после битвы на Валке, центральные области Акулонии не поднялись бы, опасаясь твоей силы. Но жестокость Валериуса довела их до того, что они теперь готовы пойти за всяким, кто поведет их против нас, предпочитая быструю смерть пыткам, мучениям и нужде.
И слух этот, что Конан не погиб, распространялся по стране с таким упорством, что народ, наконец, поверил в него. Паллантид вернулся из Офира, где он был в изгнании, и клянется, что король в тот день лежал больной в шатре, а латы его были на другом рыцаре. Кроме того, говорят, что королевский оруженосец, наконец пришедший в себя после удара по голове дубиной во время валкийской битвы, полностью подтверждает все это - так это или нет.
Известно, что по стране ходит какая-то страшная старуха с прирученным ею волком и рассказывает, что Конан все еще жив и скоро вернется, чтобы возвратить себе корону. А в последнее время проклятые жрецы Ассуры стали тоже подхватывать ту же песенку. Они утверждают, что им по тайным каналам сообщили весть о скором возвращении Конана. Но ни ведьмы, ни жрецов пока схватить не удалось. Я уверен, что это проделки Троцеро. Наши лазутчики доносят, что Понтейн собирает силы для вторжения в Акулонию. Я подозреваю, что Троцеро пригрел какого-то самозванца, выдавая его за Конана.
Амальрик замолчал и перевел дух. А Тараскуз хмуро усмехнулся и украдкой пощупал под кафтаном шрам, вспомнил кружившихся над беглецом воронов и привезенное с пограничных гор тело его оруженосца Аридиса, разорванное на куски, как рассказывали, огромным волком. Припомнил и украденный у спящего наркотическим сном чернокнижника драгоценный камень, спрятанный в золотой шкатулке. Но не произнес ни слова.
Валериус же в этот миг подумал об ужаснувших его словах умирающего от чудовищных ран вассала и четверых китайцах, исчезнувших в лабиринте южных земель, чтобы уже никогда не вернуться обратно. Но и он решил держать язык за зубами, ибо ненависть и подозрительность его по отношению к своим союзникам грызли его, словно червь, и единственной его мечтой сейчас было увидеть тот день, когда немедийцы сдохнут от междоусобиц. Но Амальрик крикнул:
- То, что Конан жив, - вранье!..
Вместо ответа Ксалтотун молча бросил на стол перед собой свиток пергамента. Амальрик схватил его, развернул, и из горла его вырвался неопределенный крик. А потом он прочел вслух:
'Ксалтотуну, верховному шаману и шарлатану Немедии. Археронская собака, я возвращаюсь в свое королевство. А из твоей паршивой шкуры намерен сделать бубен. Конан.'
- Фальшивка! - крикнул Амальрик.
Ксалтотун покачал головой.
- Письмо настоящее. Я сравнил почерк с подписями на королевских документах, обнаруженных в канцелярии. Подпись не поддельная.
- Но если он жив, - выдавил Амальрик, - это восстание примет будет отличаться от предыдущих, ведь совершенно точно известно, что лишь Конан способен объединить силы Акулонии. Но, осторожно продолжил он, - это послание совершенно не характерно для Конана. Невозможно представить, чтобы Конан предупреждал противника. Я считал, что основным приемом варваров всегда была внезапность...
- Но мы и так уже были предупреждены, - возразил на это Ксалтотун. - Наши шпионы донесли о военных приготовлениях в Понтейне. Ему все равно не удалось бы переправиться через горы незамеченным, вот он и послал мне вызов.
- А почему тебе? - поинтересовался Валериус. - Почему не мне или Тараскузу?
Ксалтотун окинул собеседника своим загадочным взглядом.
- Потому что он более мудр, чем все вы, - ответил он, немного помолчав. - И понял то, до чего вы еще не дошли: настоящим правителем народов запада является не марионетка Тараскуз, не Валериус, и даже не барон Тор. Властелин этот - я, Ксалтотун.
Наступила тишина. Все смотрели на чернокнижника, словно в трансе, одеревенев от услышанной из его уст правды.
- У меня нет иного пути, кроме возрождения империи, - тем временем продолжал чернокнижник. - Но сначала я должен покончить с Конаном. Не знаю, как ему удалось бежать из Бельверуса, ибо мне неведомо то, что произошло во время моего сна, навеянного черным лотосом. Но мне известно то, что он сейчас находится на юге и собирает армию. И это стало возможно только благодаря лютой жестокости Валериуса в обращении со своим народом. Но пускай они бунтуют - они все у меня в руках. Дождемся, пока он выступит против нас, и навеки покончим с ним.
А уже тогда мы раздавим Понтейн, Гундерляндию и этих глупых боссонцев. Потом - Офир, Зингар, Аргос и Котт - все эти народы мы объединим в одну огромную империю. Вы там будете править, как мои наместники, в отличие от всех других королей, в гораздо меньшей степени подходящих на эти роли. Я теперь непобедим, ибо Сердце Арумана надежно спрятано и ни один человек не сможет обратить его против меня.
Тараскуз старательно избегал встретиться глазами с чародеем, боясь, что тот прочитает его мысли. Было ясно, что у Ксалтотуна не было никаких сомнений в том, что камень все еще находится в золотой шкатулке и с тех пор он туда даже не заглядывал. Только так можно
