– Он что, напился?
Она подняла затрепетавшие ресницы.
– Я сделаю вам чашку чая.
– Не могу, это нельзя так оставить – причитала она. – меня бросили на всю ночь.
– Выпейте-ка лучше немного воды. Вы, вероятно, уже обезводили свой организм.
– Я не в силах это стерпеть.
– Тогда я звоню доктору. – Он набрал номер телефона доктора Галифакса, и медсестра, которая ухаживала за женой доктора, инвалидом, ответила, что он в церкви.
Квиллер поспешно вышел и помахал управляющему.
– Критическая ситуация, мистер О'Делл! Летите напрямик к Старой церкви и найдите доктора. Найдите скорее.
– Я возьму снегоход, – сказал мистер О'Делл.
Он выехал на двухместном снегоходе, и Квиллер вернулся в кухню в то самое время, когда Коко тёрся о ноги миссис Кобб. Когда она наклонилась, чтобы погладить его, он прыгнул ей на колени. Она гладила его, а он принимал это с удовольствием, только уши его подрагивали, когда на них капали слезы.
Как только снегоход вернулся, Квиллер пошёл к двери.
– Самое время, – сказал старый доктор. – Вы вытащили меня как раз, когда они стали собирать пожертвования. Что случилось?
Квиллер коротко объяснил доктору и повёл его в кухню. Через минуту доктор вернулся.
– Лучше отвезти её в больницу. Где у вас телефон? Я распоряжусь приготовить отдельную комнату.
– Я не знаю, что именно там произошло, – понизив голос сказал Квиллер, – но Флагшток начнёт искать её. Полагаю, мы должны оградить бедняжку от его посягательств.
Он помог доктору проводить больную до двери.
– Мне нужны некоторые вещи, – сказала она робко.
– Мы соберём сумку и принесём её в больницу. Не волнуйтесь ни о чём, миссис Кобб. – Квиллер никогда бы не смог назвать её миссис Флагшток.
Управляющий подал машину, и Квиллер сказал ему:
– Пока меня не будет, не могли бы вы съездить в Малую церковь и забрать миссис Фулгров после службы? Попросите её собрать вещи миссис Кобб.
До больницы они ехали в полной тишине, изредка прерываемой всхлипываниями.
– Я доставляю вам столько хлопот.
– Вовсе нет. Вы мудро поступили, что вернулись домой.
Когда Квиллер приехал из больницы, миссис Фулгров суетилась с важным видом.
– Я уложила всё, что сочла нужным, – сказала она, – это было нелегко, потому что я никогда сама не лежала в больнице, слава Богу, но собрала, кажется, всё. Даже маленький приемник. Искала Библию, но не могла найти и положила свою.
– Просила ли вас миссис Кобб поработать сегодня вечером на приёме, миссис Фулгров?
– Да, просила, хотя ведь по воскресеньям я не работаю – это грех. Но я все сделаю и не возьму за это денег, просто помогу бедной душе, которая сейчас в больнице, а я, благодаря Господу, здорова.
Квиллер попросил управляющего доставить вещи миссис Кобб в больницу.
– Вы думаете, мы осилим приём без неё?
– Конечно, у неё бы это лучше получилось. Но я думаю, женщины нам помогут с пуншем и закуской Может быть, перенести малышей до того, как начнётся вечер, а?
– Не думаю. Котам нравятся вечеринки. Пусть остаются в доме.
– Миссис Кобб обычно включала везде свет и зажигала камины. Как жаль, что её не будет с нами сегодня. А что с ней приключилось?
– Что-то вроде гриппа, – сказал Квиллер. Около полудня зазвонил телефон, и тихий голос произнёс:
– Где она? Где моя жена?
– Это мистер Флагшток? – спросил Квиллер. – Вы разве не знаете? Она в больнице. У неё был приступ.
Флагшток повесил трубку.
Позвонив в обед в больницу, Квиллер узнал, что больная отдыхает, молчит, замкнулась в себе, все посещения запрещены до распоряжения доктора Галифакса.
Сьюзан Эксбридж и её комитет прибыли к обеду для приготовления пунша и украшения столов. В это же время приехала Полли Дункан. Женщины поприветствовали друг друга вежливо, но холодно, казалось, что комитет удивлён появлением здесь Полли.
– Я вижу, ты знаешь Сьюзан Эксбридж, – сказал Квиллер.
– Все знают Сьюзан Эксбридж. Она состоит
– Она считает, мне нужно вступить в театральный кружок.
– Пустая трата времени, ты поймешь это сам, -тактично предостерегла его Полли. – Если ты всерьёз говорил о своей книге, то это стало бы помехой.
Она говорила с несвойственной ей резкостью, и Квиллер мысленно отказался от предложения миссис Эксбридж.
В ресторане посетители выстроились в очередь, и Хикси старалась побыстрее рассадить их. У неё даже не было времени для шуток. Квиллер и его спутница должны были ждать столик и меню. Судя по разговорам вокруг, все стремились на концерт и испытывали нервное возбуждение.
Квиллер сказал Полли:
– Моя мать пела в хоре каждое Рождество. Мой любимый номер «Аллилуйя», особенно если выдерживаются все паузы. Мне нравится двухсекундная остановка перед последней частью – две секунды мертвой тишины, и вдруг – взрыв!
Хикси вручила им меню с извинениями за задержку. К обложке была прикреплена маленькая карточка, предлагающая посетить концерт. К меню Квиллера была приколота записка с каракулями Хикси: «Хочу поговорить с вами лично. Позвоню завтра».
Уже в восемнадцать тридцать ресторан опустел, и все его посетители вновь встретились в Старой церкви, заняв скамьи и складные стулья бокового придела. Три первые скамьи были отгорожены, и публика терялась в догадках. Все предвкушали зрелище.
– Ты не против сесть в последний ряд? – спросил Квиллер у Полли. – Я хотел бы выйти сразу после заключительной части: мне надо проверить, всё ли готово в музее к приёму гостей.
В семь часов мистер О'Делл проскользнул на соседний складной стульчик, и мужчины обменялись кивками.
Потом появились актеры. Сначала оркестранты в серых ливреях, дотом хор в напудренных париках и костюмах пастельных тонов: женщины – в блузках на шнуровке и широких юбках, мужчины -в бриджах, жилетах и широких галстуках. Наконец вышли солисты в бархатных костюмах жемчужного цвета. Это ещё больше взбудоражило публику.
Дирижер повернулся лицом к замершим слушателям:
– Леди и джентльмены, прошу встать. Его величество король Георг.
Двери широко отворились, и, пока оркестр играл торжественный марш, королевская свита величественно двинулась вниз к центру, разодетая в красный бархат, горностай, белый атлас и пурпурный узорчатый шёлк. Публика открыла рот от изумления, потом зашептала приглушенно, затем зааплодировала с восторгом.
Квиллер зашептал Полли:
– Я бы хотел, чтобы моя мать увидела всё это. Она была бы счастлива.
Церковь славилась своей замечательной акустикой; хор был великолепен, солисты и оркестранты – восхитительны, орган звучал потрясающе. Этого представления Квиллер ввек не забудет, и не только по причине его великолепия.
