противника. Тихонов представлял даже то, как террористы отнесутся к офицеру ФСБ. А уж к отставному офицеру – и говорить не стоит…
Опасность велика. Но Столбов, скорее всего, от своего не откажется.
– Если моя версия, Алексей Владиленович, подтвердится, то наши жизни, можно сказать, уже ничего практически не стоят…
– Что? – сухо и настороженно, словно ему уже угрожали, переспросил Столбов.
– Как только мы выйдем на людей, похитивших вашего батюшку, следует ждать, что нас мимоходом пристрелят, как отмахнутся. Этим людям мы – надоедливые мухи, не более…
– Выходит, ты знаешь, что это за люди? – В голосе мрачная уверенность в себе. Не человек, а упрямый, не знающий страха кабан-секач, готовый ринуться в атаку. Только что не хрюкает.
– Откуда я могу знать…
– Тогда какого хрена пугаешься?
– Я не из пугливых. И два ранения, между прочим, имею. Привычный уже к стрельбе в свою сторону. Две командировки в Чечню, где нас не пряниками встречали… Это тоже что-то значит.
– Так что же ты…
– Я предупреждаю вас, чтобы вы были готовы, – осторожно «перешел мост» Тихонов, но не решился сжечь его за собой. – Мы выступаем против серьезных людей. И абсолютно безжалостных.
– Значит, ты все-таки знаешь, кто похитил отца? Если так говоришь о них.
– Я предполагаю. Знать я не могу. Особенно – знать конкретно. Я вижу перед собой причину похищения. И предполагаю, кто мог похищение совершить. Это не простые рэкетиры и уж совсем не уголовники. Это даже не мафия. Это террористы… Хорошо организованные, имеющие доступ к разного рода информации. Впрочем, мафия, как политическая, так и экономическая, всегда в какой-то степени с террористами повязана.
– Почему именно террористы?
– А вы считаете, что бактериологическое оружие может понадобиться уличным хулиганчикам, чтобы заразить какой-нибудь гадостью мальчиков из противостоящей группировки? Я сомневаюсь. И никакой армии это не может понадобиться, потому что использование бактериологического оружия запрещено международными конвенциями. Применение любой страной бактериологического оружия чревато такими же последствиями, как недавно произошедшее вторжение в Ирак. Но там оно даже не было применено. Ходят слухи, что между ядерными державами мира существует скрытая договоренность о возможности применения ядерного оружия против страны, применившей оружие бактериологическое. Применить бактериологическое оружие – значит выпустить джинна из бутылки. Того самого джинна, который способен уничтожить мир.
– Значит, террористам…
– Только террористам. Для массового заражения. А если они не желают щадить людей совершенно им незнакомых, беззащитных, не готовых к сопротивлению и ничего плохого им не сделавшим, то как они поступят с теми, кто пытается им противостоять? Вы понимаете, о чем я говорю?
– И мой отец…
– Я предполагаю, что он является носителем какой-то закрытой информации. И сам, возможно, открыл часть ее, не подозревая, что этим сделал себя дичью для охотников.
– Значит, следует ожидать… Из него выкачают эту информацию… И…
Тихонов отрицательно и успокаивающе закачал головой:
– Не так скоро. Простой информации они могут не поверить. Гарантировать хорошее к нему отношение я не могу, но жизни Владилена Юрьевича ничто не угрожает до тех пор, пока они не нашли, что желают найти. Потом надобность в нем отпадет.
– И это значит…
– Это значит только одно: нам надо искать, не покладая рук, день и ночь, как можно быстрее. При этом я хочу предупредить, что разрабатываю сейчас только версию. Вполне может оказаться, что дело гораздо проще. И дай-то бог… Но сбрасывать со счета мою версию нельзя. И, как самую опасную, ее следует разрабатывать в первую очередь.
– Что это за оружие? Вы не знаете?
– Из того, что я пока увидел в газетах, речь идет, скорее всего, о законсервированных спорах сибирской язвы. Английское название «anthrax», французское название «anthrax carbon». Только не думайте, что я такой грамотный. Это я только что вычитал. Здесь, – Виктор Петрович кивнул на газеты, – я пока увидел только перепечатки нашими газетами иностранных выступлений по поводу российского «авось», которое позволило нам в разные годы законсервировать бактериологическое оружие, вместо того чтобы уничтожить его. Хотя официально оно считается уничтоженным.
Столбов задумался.
– Я помню с детства какие-то разговоры… Но ведь язва… Сибирская… А у отца были поражены легкие… Ему именно на легких делали операцию, а потом отправили на инвалидность.
– Вы думаете, что существует только язва желудка? Существует еще множество различного рода язв. Инфекционных и нет. Сибирская язва имеет кожную, кишечную и легочную формы заражения.
Под окном раздался долгий автомобильный сигнал. Столбов шагнул к окну и выглянул.
– Кур пугают, засранцы, – теперь это слово из его уст выглядело почти одобряющим. – Наши приехали с почты. Идут…
В дверь постучали через минуту. Алексей Владиленович вышел в коридор встретить, поскольку дверь так и не закрывалась. Вернулся вместе с двумя парнями.
– Никаких других газет, кроме областной, отец не выписывает. Даже районную не выписывает. Но время от времени ездит… ездил… в райцентр покупать разные газеты. Почтальон встречал его несколько раз с целой стопкой. От услуг почтальона отказался, потому что газеты перед покупкой просматривает. Покупал, говорит, не в киоске, а в районном отделении «Роспечати», чтобы иметь возможность просмотреть и старые.
– Да, он работал, конечно, выборочно. Знал, что его интересует. Я думаю, он подбирал материалы и в библиотеке. Надо поискать какую-то тетрадь или отдельные листы бумаги. Возможно, и ксерокопии, если в районной библиотеке есть ксерокс. Где-то должно быть… Поищите, пока я пролистаю эти газеты.
– Где-то у него в шкафу должны быть папки с документами и альбомы с фотографиями, – вспомнил Алексей Владиленович. – По крайней мере, так в моем детстве было. Отец аккуратный. Порядок любит, – с каким-то любованием повторил он то, что недавно рассказывал уже Тихонову. – И архив держал солидный.
Столбов-младший постоянно путал, говорил об отце то в настоящем, то в прошедшем времени, поправлял себя и не поправлял и этим показывал собственную растерянность.
– Поищите… – попросил Тихонов.
Алексей Владиленович ушел в другую комнату, куда Тихонов еще не добрался.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Раздался короткий звонок в дверь. Будто бы птица кнопку клюнула.
– Это Зураб, так скромно только он звонит, – Александра пошла открывать.
– Хотя бы познакомлюсь с новым своим сотрудником, – сказал Костромин. – А то я подумал было – он у вас подставное лицо. То ли сам прячется, то ли вы его прячете от меня… Кстати, такой случай имел место в Колумбии. В местном бюро взяли трех новых сотрудников в дополнение к трем имеющимся. Проверка показала, что это были подставные лица, оформленные с целью получения двойной зарплаты. Поэтому прошу не удивляться, если к вам вдруг пожалует ревизионная комиссия. Начальство вдруг осознало, что и в Интерполе тоже люди работают, а люди, говорят, бывают всякие…
Познакомиться ему пришлось сразу с тремя новыми людьми, которых знал только по документам о проведении предыдущей операции. Зураб пришел вместе с Заремой и маленьким Арчи. Присутствие постороннего остановило их всех на пороге, хотя Зураб знал о скором приезде начальства и, следовательно, ожидал встретить Костромина в офисе бюро.
– Проходите, не стесняйтесь, – Александра легонько подтолкнула Зарему в спину. – Станислав Сергеевич, мне кажется, не кусается.
– Иногда не кусается, – добавил Тобако. – А вообще, он не такой страшный человек, как Доктор Смерть. И его следует бояться только тогда, когда его нет рядом. Потому что, когда он рядом, его всегда можно уговорить не кусаться.
Костромин шагнул вперед и серьезно протянул трехлетнему мальчику руку.
– Значит, это и есть тот самый знаменитый Арчи, который покушался на жизнь президента?
Шутку приняли и на нее не отреагировали.
Арчи пожал руку без стеснения и молча, хотя после первых сеансов лечения у психотерапевта начал уже понемногу говорить и слышать. Но привычка молчать прочно вошла уже в манеру поведения маленького человека, и оттого он приобрел вид более мудрого и старшего.
Только Зарема нашла нужным ответить чуть смущенно:
– Он не покушался. Он у нас хороший…
Комиссар пожал руку и Зареме, сильно покрасневшей при этом. Травмированная взрывом правая кисть не позволяла ей сгибать пальцы, чего молодая женщина смущалась. Последним представился Зураб, сразу после рукопожатия начавший доклад.
– Я специально привел Зарему. Не только ради знакомства. Она была утром у старшей сестры своего бывшего мужа Адлана Бадамова, у Мадины Бадамовой. Между ними хорошие отношения, и Мадина Хамидовна поддерживает Зарему, как может. Кто не знает, докладываю. Мадина Хамидовна Бадамова – микробиолог, доктор наук, профессор, преподает в МГУ и, кроме этого, работает в какой-то закрытой лаборатории. Честно говоря, я даже не знаю, в какой. К ней вчера вечером приходили нежданные гости, и утром Мадина Хамидовна позвонила Зареме, чтобы предупредить…
Тобако даже встал, предчувствуя продолжение.
– Весточка от родных? – спросил Басаргин, лучше других, если не считать самого Зураба, знающий положение в Чечне и традиционные внутритейповые взаимоотношения между чеченцами.
– Не совсем. – Лицо Зураба выражало привычную сосредоточенность. Он вообще улыбался редко – таким природа его сделала, а жизнь ей в этом способствовала дополнительными приложениями сил. А когда разговор шел о работе, совсем не способен был шутить и отвлекаться, как, например, это делали постоянно Тобако с Доктором. – Пришли вечером, уже почти ночью, три человека. Мадина Хамидовна одинокая женщина, бездетная и чужим бы не открыла. Эти разговаривали по-чеченски, потому она и запустила их в квартиру. Поздние гости обошлись без привета и вообще разговаривали довольно грубо. Сказали, что