Морган Спортез
Лю
~~~
Таким образом, все симптомы указывают на то, что мыслительная способность полностью утрачена…
У кого-то есть дети, у кого-то СПИД, у меня же в этой жизни нет ничего.
По крайней мере, не было до вчерашнего вечера, когда ЖДД, знаменитый писатель, назначил мне свидание… Я была уверена, что для меня началась новая эра. На небосклоне зажглась до сих пор неизвестная звезда — Я. Меня зовут Люси, подружки называют меня Лю.
Я блондинка. Мне двадцать лет, и я поддерживаю всех, кто считает, что это самый прекрасный возраст в жизни. Отныне я решила день за днем записывать все происходящее со мной, чтобы ни один этап моего стремительного социального взлета не ускользнул из памяти. Позже, став всемирно известной, я смогу таким образом в минуты сладкой ностальгии вернуться по этим следам прошлого, словно по камешкам, которые разбросал Мальчик-с-пальчик.
Томно растянувшись на диване фирмы «Старк», жадно затягиваясь американской сигаретой с позолоченным фильтром и дразня своей миниатюрной ножкой, обутой в мавританское сабо, парочку шиншилл, Гика и Нунка, лежащих рядышком на ковре, я буду грезить о той, какой я была когда-то. Точно так же, как сейчас, сидя на этой чертовой одноместной железной кровати, в этой чертовой тесной комнатушке, в чертовой квартире моей чертовой мамаши (многоэтажка «Мермоз», авеню Жана Жореса, XIX округ, Париж), я мечтаю о том, какой стану. Жизнь, уж поверьте моему опыту, это вечная жестокая игра в гусёк: моя фишка пока всего лишь на первой клетке, но лиха беда начало… Писать — занятие утомительное и, вообще, старомодное. Поэтому я решила доверять свои тайны Диктофону (для друзей просто Дик, фамилия — Панасоник). Таким образом я избегаю орфографических ошибок, не правда ли, Дик? Позже, когда я стану знаменитой и заведу парочку шиншилл (Гика и Нунка), я найму какого-нибудь литературного «негра», чтобы он перенес на бумагу все, что я наговорю на кассеты, отредактировал текст и придал ему литературную форму. Безработных дипломированных литературных «негров» нынче пруд пруди. Сегодня их можно нанять буквально за ложку второсортной икры; а что будет завтра?
Когда я объявила мамаше и отчиму (мать замужем во второй раз), что ЖДД назначил мне свидание на восемь вечера, то эти прозаические и ограниченные существа не захотели в это поверить: ЖДД приглашали на радио и телевидение — с чего бы это ему самому приглашать их дочь (совсем потеряли ко мне уважение!)? Буквально вчера они видели его по ТФ1 в «Кавычках» — программе ППТТ — в компании с действительно избранными людьми: футболистом Эриком Кантоной, каким-то гонщиком «Формулы 1», чье имя они не запомнили, модельером Пако Рабанном и кардиологом Эриком Фастбюрже, недавно опубликовавшем в издательстве «Плон» свою книгу «Сердечные перебои».
Только после того как я обзвонила всех подружек: Бабетт, Бижу, Бронкс, Сюзи («Привет! Ты не поверишь! Сегодня вечером я ужинаю с ЖЖД!» — «С ЖЖД? С тем самым, которого показывали по телеку?»), — только после того как я начала прихорашиваться, мои родители наконец-то поверили, что я говорю правду. И с этого момента воззрились на меня другими глазами — чужими глазами, завороженными, восхищенными, глазами святой Терезы Лизийской, нежданно узревшей в глубине грота Пресвятую Деву Марию (меня) в ореоле божественного света. Я взошла на новый уровень, продвинулась к вершине уж не знаю какой иерархии, какой аристократии, оставив их загнивать в плебейском кругу.
Теперь я принадлежу другому миру.
Отныне я раз и навсегда решила держаться от этих людишек подальше.
Моя мама — популяризатор понятий в компании «Юзинор» (только не спрашивайте у меня, кто такой популяризатор понятий), а мой отчим (видели бы вы этого толстого урода!) трудится в сфере культуры. Он менеджер в книготорговой фирме и продает иллюстрированную энциклопедию «Лярусс» в двадцати томах.
Когда родители наконец убедились, что я действительно собираюсь на свидание с ЖДД, то сделали вид, будто они не довольны — ну чем не цапля из басни Канта, которая требовала: «Плотва, плотва — вот достойная еда для меня!» и, побрезговавши мелкой рыбешкой, так и осталась голодной, — словно тот факт, что ЖДД проявил ко мне интерес, умалял его значимость. ЖДД — это, конечно, не ППТТ. Вот если бы меня пригласил знаменитый актер или, на худой конец, министр, это произвело бы на них гораздо большее впечатление (кстати, и на меня тоже). Однако я вовсе не собиралась капризничать, тем более что до сих пор на мои очаровательные капризы никто не обращал внимания. Никто, кроме ЖДД, не приглашал меня на свидание…
По настоятельному настоянию папы (я имею в виду моего родного папу) еще неделю назад я написала «всем влиятельным лицам» во «всем Париже». Папа с присущей ему прямотой заявил: «Детка, тебе уже как-никак двадцать лет, пора покрутить задом, чтобы о тебе заговорили». Цитирую дословно, чтобы позже, когда я стану всемирно известной и мой литературный «негр» напишет мои «Мемуары», по этим словам можно было бы воссоздать дух времени, почувствовать царившие тогда настроение и свободомыслие. Моего папу зовут Марсель (как марку нижнего белья), а фамилия у нас одинаковая — Лазаро. Папа — парапсихолог, последователь, как он всегда уточняет, Лакана. У него кабинет на улице Гут д'Ор, где он принимает людей, ощущающих психологический дискомфорт. Его работа заключается в том, чтобы предложить им устроиться поудобнее на диване, выслушать жалобы на жизненные проблемы и попытаться решить их с помощью психоанализа, буддизма и астрологии. Несколько раз из-за незаконной врачебной практики у него возникали проблемы с полицией, но ему всегда удавалось выпутаться.
У парапсихологии есть что-то общее с Иностранным легионом: папа занялся ею из-за отчаяния. В те времена, когда он познакомился с моей мамашей, — как-то вечером он соблазнил ее за карпаччио[1] в «Пицца Пино» на Монпарнасе (сейчас этого заведения уже не существует) — он мечтал стать художником. Его кумиром и примером для подражания был Модильяни. Папа мечтал стать таким же знаменитым, но не таким же нищим. Он стал таким же нищим, но не таким же знаменитым. Вскоре он оставил кисти и краски — жестокое «прощай» карьере! Свои мечты он перенес на меня. Я должна была стать новой Соней Делоне, Розмари Трокель, Синди Шерман… Я всегда была разумной, послушной, может быть, даже слишком. Папа хотел, чтобы я рисовала. И я рисую. Рисую в стиле «Мондрианского утра» Малевича. Разноцветные яркие геометрические фигуры: раздробленные на части треугольники, квадраты, окружности. Это сложно. Однако менее сложно, чем фигуративное искусство. Рисунок, изображение анатомии человека и прочее уже отжили свой век — у-ста-ре-ли! — так же, как и живопись. Впрочем, я рисовать не умею, но все-таки рассчитываю поступить на факультет искусств, хотя так и не получила степень бакалавра. Но я уверена, что если потянуть за кое-какие ниточки, то можно сдать вступительные экзамены и без степени. Моей подруге Баб (Бабетте) это удалось.
Итак, папа сказал: «Нужно, чтобы о тебе заговорили». Он подсократил свои расходы, и я смогла напечатать в открыточном формате свой последний шедевр — крупномасштабное творение под названием «Органастм».
Я рисую каламбуры. Это папина идея, основанная, по его объяснению, на теориях Лакана (того самого!) и «тель-кельянцев» (структуралистов, выпускавших в семидесятые годы журнал «Tel Quel»).
«Органастм», которым когда-нибудь будут восхищаться в МСИ — Музее современного искусства в
