Браун Хелен
Кошки-дочери. Кошкам и дочерям, которые не всегда приходят, когда их зовут
На кончиках усов
Никогда бы не подумала, что в нашей семье появится кот, сумасшедший настолько, что ему будет нравиться гулять на поводке. Но кошки меняют людей. И мне бы стоило это знать.
Сумерки мягко прокрадываются на кухню, и я слышу дробный топот лапок Джоны. Вот он стоит передо мной, сжимая в зубах красную шлейку.
– Не сейчас, – говорю я, продолжая чистить морковь. – До ужина всего полчаса.
Глаза у него становятся как два бездонных озера. Он сидит прямо передо мной, обернув хвостом передние лапы, и внимательно изучает мое лицо. Интересно, что видят кошки, когда смотрят на людей? Должно быть, их поражает отсутствие меха.
Поразмыслив несколько секунд, Джона, не выпуская из зубов шлейку, встает на задние лапы и опирается на мою ногу, вытянувшись во всю длину. Склоняет голову набок, прижимает уши и похлопывает меня лапой по животу. Потом снова опускается, роняет шлейку на пол и вкрадчиво мяукает.
Ну как тут можно устоять?
Я наклоняюсь и застегиваю шлейку, которая плотно обхватывает его мягкое, подтянутое тельце. Джона выгибает спину, предвкушая удовольствие от прогулки. Он мурчит так, что вот-вот задрожит посуда в шкафу.
«Это слишком жестоко! – слышу я мамин голос. – Кошки – дикие животные. Что ты делаешь с этим несчастным созданием?»
Мамы уже много лет нет с нами, но она по-прежнему живет в моей голове. Интересно, когда мои дочери состарятся и будут сидеть в креслах-качалках, они тоже будут слышать, как я ворчу на них или подбадриваю в минуты уныния?
В идеальном мире Джона мог бы спокойно гулять, где ему вздумается. Но времена изменились. Мы живем в городах, где по дорогам мчится грозный поток машин. На редкость неподходящее место для прогулок на четырех лапах.
Заурядный кошка возненавидела бы шлейку. Но Джона вот уже три года приучает меня к тому, что он отнюдь не заурядный кот. Любовь к шлейке – не единственная его странность, взять хотя бы одержимость Джоны перчатками, ленточками для украшения букетов и женскими вечерними нарядами. Должно быть, другие кошки считают его ненормальным.
Характер у Джоны непростой. Временами он демонстрирует недюжинный ум, но при этом продолжает считать, что машины придумали для того, чтобы под ними прятаться. Я не хочу ограничивать его свободу, но мы живем в опасное время. Я просто волнуюсь за его жизнь.
Я отношу Джону в прачечную и пристегиваю к шлейке поводок с рулеткой, который обеспечит коту максимальную свободу. Я всем телом ощущаю его радостное мурчание, когда открываю зад нюю дверь и выпускаю Джону на траву.
Несколько секунд он стоит неподвижно, потом задирает нос, пробуя на вкус теплый вечерний воздух. Тихий ветерок рассказывает коту о мышах и голубях, о пушистых белых собаках и других кошках – дружелюбных и не очень. Эти истории неуловимы для примитивных органов чувств, которыми приходится довольствоваться человеку.
Джона устремляется вперед, натягивая поводок; шлейка позвякивает, когда мы бежим вдоль дома. Его молодая энергия выматывает, а целеустремленность пугает. Не в первый раз Джона напоминает мне о старшей дочери, Лидии. Иногда мне кажется, что это красивое своевольное существо похоже на нее больше, чем наша предыдущая кошка, Клео.
Когда Джона останавливается у ворот, чтобы обнюхать куст розмарина, я почти чувствую, как Клео смотрит на нас из своего кошачьего рая и добродушно посмеивается. Полудикая, наделенная удивительной мудростью, она всегда считала, что шлейки подходят только выставочным собачкам.
Кошки приходят в жизнь людей с определенной целью. Многие из этих волшебных созданий обладают даром исцеления. Когда почти тридцать лет назад у нас появилась Клео, мы были буквально раздавлены горем после гибели Сэма, моего девятилетнего сына. Его смерть стала серьезным ударом для Роба, который видел, как старшего брата сбила машина. Но я была настолько парализована горем и ненавистью по отношению к водителю, управлявшему тем злосчастным автомобилем, что не находила в себе сил поддержать младшего сына. Больше всего меня мучила мысль о том, что Сэм умирал в одиночестве, лежа на обочине. Но я ошибалась. Годы спустя я получила письмо от замечательного человека, Артура Джадсона, который сообщил, что был рядом с Сэмом до самого конца.
Только с появлением маленького черного котенка шестилетний Роб снова начал улыбаться.
Кажется, Клео сразу поняла, что попала к нам в непростое время. Играми, мурчанием и просто тем, что все время была рядом, Клео помогла Робу научиться жить без старшего брата. Тогда я впервые своими глазами увидела, как животные умеют исцелять.
После смерти Сэма вся жизнь изменилась; эта боль никогда полностью не покинет наши сердца. Но на протяжении долгих лет, пока мы собирали себя по кусочку, Клео была семейным ангелом-хранителем. Она прижималась к моему растущему животу во время беременности и составляла мне компанию бесконечными бессонными ночами, когда я кормила Лидию. Через несколько лет Клео помогла мне пройти через развод, а когда я была готова, безо всякого стеснения выражала свое мнение о моих, увы, немногочисленных поклонниках, помогая сделать правильный выбор. Так и вышло: Филипп, первый мужчина, которого одобрила наша кошка, оказался именно тем, кого я искала, хотя сейчас он и проводит большую часть времени в самолетах. Когда я ждала малышку Катарину, Клео вернулась к «охране» живота, а потом снова принялась поддерживать меня по ночам.
Из всех наших детей у Роба установилась самая крепкая связь с кошкой-хранительницей. Она играла с ним, когда была озорным котенком, а он – шестилетним мальчиком, и была рядом, когда он тяжело заболел в двадцать четыре года. Маленькая черная кошка вместе с нами пережила переезд в Австралию, где мы наконец зажили счастливо, хоть и беспокойно. Когда Роб встретил Шантель, девушку своей мечты, Клео благородно отошла в сторону, и мы вдруг заметили, как побелели ее усы. Такое чувство, будто она решила, что выполнила свою работу: Роб вырос, нашел свое счастье, наша семья более-менее прочно стоит на ногах. Наконец-то она может нас покинуть и перебраться в кошачий рай, если такое место и правда существует.
Я поклялась, что больше не заведу кошку. Но когда в моей жизни снова начались трудности, в нее неожиданно ворвался сиамский – как мы думали – котенок.
Это история о том, как за одной кошкой приходит другая, и о том, что своенравные мяукающие создания и наши дочери имеют куда больше общего, чем можно было бы подумать. А еще о том, как я осознала истинную важность компромисса – и своевременного приема лекарств.
После Клео я поклялась никогда больше не заводить кошек. Но, как не уставала напоминать мне мама, никогда не говори «никогда».
1
Жажда перемен
– Когда вы заведете новую кошку? – спросила наша соседка Ирэн, перегнувшись через забор.
«Какой бестактный вопрос», – подумала я. Вы же не отправляетесь в магазин за новой мамой, едва забросав землей ее могилу, правильно?
Щурясь от солнечного света, я покосилась на соседку в темных очках и нелепой шляпе – такие часто продаются на лотках. Выдавив из себя деревянный смешок, я спросила, что она имеет в виду.
– Ты каждое утро разговариваешь с кустом, под которым похоронена Клео. Это не очень-то нормально.
«Нормально? Да что она знает?» – подумала я, уткнувшись взглядом в чашку с кофе. Разговоры с умершей кошкой после завтрака – самое безобидное из того, что я начала делать: например, надевать вещи наизнанку или покупать поздравительные открытки за полгода до праздника. И это не говоря уже о моей
