— Боже, от тебя несет как от целой пивной. И ты спал в одежде.
— Я снял сапоги.
Хок разглядывал его с кислой миной.
— Охотно верю.
— Ха-ха. — Уилл принялся растирать налитые тупой болью виски. — Если серьезно, зачем мне посещать семейные собрания? Снова будет комедия.
Хок стукнул кулаком о колено.
— Если хочешь знать, темой сегодняшнего заседания являешься ты.
Уилл воззрился на брата с подозрением.
— Со мной все в порядке, разве нет?
— Мы обсудим это в гостиной. Все уже собрались. Приведи себя в приличный вид и через двадцать минут спускайся вниз, красавец.
Лицо Уилла вытянулось.
— Ты же понимаешь, что я не в состоянии вынести их присутствие.
— Уверен, ты справишься.
И с этими словами Хок покинул комнату.
Когда пятнадцатью минутами позже Уилл вошел в гостиную, Монтегю, муж его старшей сестры, взглянул на него с явным презрением.
— Долго же ты собирался.
Уиллу в голову пришло сразу несколько подходящих вариантов ответа, однако приличного среди них не нашлось. Из уважения к присутствующим дамам пришлось сжать зубы покрепче. Он сел на зеленый диван рядом с похрапывавшей бабушкой. Она согласилась ненадолго задержаться в Ричмонде. Каждый день бабуля заявляла, что сегодня возвращается к себе в Бат. Уилл надеялся, что она останется, поскольку беспокоился за ее здоровье, хотя тетя Эстер считала — старуха просто навыдумывала болезней, чтобы привлечь внимание к своей особе.
— Уильям, у тебя красные глаза! — воскликнула мать. — Ты болен?
Тетя Эстер поправила роскошные перья на безобразном, пурпурного цвета тюрбане и фыркнула.
— Луиза, этот мальчишка годами морочит тебе голову. Единственная его болезнь прячется на дне бутылки.
Монтегю с хрустом свернул газету.
— Неудивительно, что в газетах его называют Дьяволом.
— Не знал, что вы любите скандальные газетки, — медленно произнес Уилл.
Хок поднял руку.
— Оставим ссоры. Мы одна семья и не будем принимать это на веру, — сказал он, бросив многозначительный взгляд в сторону бабушки.
Уилл взглянул на ее чуть раскрытый рот. Бабушка сильно сдала за то время, пока его не было в Англии. Сейчас она ходила, опираясь на трость, и не могла обойтись без посторонней помощи, чтобы подняться по лестнице. Она скучала по друзьям, оставшимся в Бате, но Уилл и думать не хотел, чтобы она жила так далеко, где присматривать за ней могла лишь компаньонка.
Хок стоял возле жены Джулианы и улыбался, глядя на малышку дочь. Потом взглянул на Уилла.
— Рад, что и на твою долю выпали приключения. Но нам тебя здорово не хватало. Мы все рады, что ты вернулся домой — насовсем.
Уилл насторожился. Насовсем? Он набрал в грудь побольше воздуху, чтобы сообщить брату, что не планировал задерживаться надолго, но тут раздался голос матери:
— Я благодарю Бога, что ты снова в лоне семьи. Каждый день я сходила с ума от тревоги — ведь тебе грозила опасность. Не правда ли, Пейшенс? — обратилась она к старшей дочери.
— Да, мама, вы очень тревожились. — Пейшенс похлопала вдовствующую графиню по руке. — Я сама мать и отлично понимаю, как это, должно быть, трудно — терпеть столь частые отлучки сына!
Выходит, он кругом виноват. С другой стороны, родственницы имели привычку сгущать краски за исключением тети Эстер, которая выражалась весьма прямолинейно и нередко шокировала мать и сестер. Хвала небесам, что у него есть такая тетя!
— Уилл, мы рады, что ты наконец остепенился, — сказала Гермиона, средняя сестра.
Хоуп, младшенькая, рассматривала его с лукавым выражением лица.
— Еще не совсем остепенился, но я с радостью помогу тебе в этом деле.
Уилл потер ноющий висок.
— Каком еще деле?
— Они имеют в виду кандалы, — фыркнул лорд Кенвик, муж Гермионы.
Уилл упал на спинку дивана. Проклятие! Его сестры возомнили, будто женитьба — смысл существования мужчины.
Порывшись в ридикюле, тетя Эстер извлекла на свет божий флакончик и толкнула локтем Гермиону.
— Передай своему брату нюхательные соли! Не то упадет в обморок.
— Хоуп, мы же не заставляем его срочно жениться! — воскликнул Хок. — Ему всего двадцать пять.
— На прошлой неделе исполнилось двадцать шесть, — простонал Уилл.
— Я совсем забыла про твой день рождения! — воскликнула вдовствующая графиня. — Что я за мать, раз способна забыть о сыне?
— Мама, вы не должны себя винить, — возразила Пейшенс. — Уилла так долго с нами не было, так что немудрено забыть.
Уилл возвел глаза к потолку. Теперь он виноват в том, что они забыли про его день рождения!
— Мама, вы ни в чем не виноваты, — сказала Хоуп. — Мы все забыли!
Хок поморщился:
— Прости, Уилл.
— Не имеет значения.
Будучи младшим отпрыском в семействе, он с детства привык, что все и всегда о нем забывали; зато он научился ценить свободу. Разумеется, родственники вспоминали о нем, стоило выкинуть какую- нибудь проделку, но многое сходило Уиллу с рук незамеченным!
— Как я могла забыть? — Вдовствующая графиня шмыгнула носом и приложила платочек к глазам, чтобы промокнуть подступающие слезы. — Ведь он мой малыш!
Тетя Эстер поднесла к глазам монокль и воззрилась на Уилла.
— Чрезвычайно крупный малыш. Чудо, что ты смогла разродиться таким великаном.
Ее замечание, как всегда, вызвало охи и краску смущения.
Сестры снова принялись бурно извиняться за забывчивость и пообещали исправить оплошность.
— Мне дела нет до этого дурацкого дня рождения, — перебил он. — Если вам от этого станет легче, я отпраздновал его с друзьями.
— Мы знаем, ты любишь и умеешь праздновать, — заметил Монтегю.
Его голова раскалывалась от пульсирующей боли.
— Нельзя ли к делу? — сказал Уилл более резко, чем следовало бы.
Все молча уставились на него.
— Если ты настаиваешь, я начну, так и быть, — сказала Пейшенс напыщенным тоном старшей сестры. — Вообрази стыд и замешательство нашей мамы, когда она узнала, что ты спутался с этой развратницей миссис Флер, если это ее настоящее имя.
Уиллу ужасно хотелось сказать, что им незачем больше беспокоиться из-за Алисии, но решил воздержаться и лишь напомнил:
— Моя частная жизнь вас не касается.
— Дело вышло за рамки частного, — возразила Хоуп. — Тебя называют самым безнравственным мужчиной в Англии.
