ЯРРИК
(Дэвид Эннендэйл)
Идёт сорок первое тысячелетие. Более чем сто веков Император недвижимо восседает на Золотом Троне Земли. Волею провидения он — повелитель рода людского, властвующий над миллионом планет благодаря мощи своих неисчерпаемых армий. Его тело — разлагающиеся останки, которые извиваются в незримых корчах под воздействием сил, восходящих к Тёмной Эре Технологий. Он — Гниющий Владыка Империума, которому ежедневно приносят в жертву тысячу душ, чтобы он никогда не умер по- настоящему.
Но даже в таком неумирающем состоянии Император продолжает своё непрестанное и неусыпное бдение. Когда могучие боевые флотилии пересекают кишащие демонами миазмы варпа, — единственный путь, соединяющий далёкие звёзды, — дорогу им освещает Астрономикон, псионическое проявление воли Императора. Во имя него гигантские армии дают сражения в бессчётных мирах. Его величайшими бойцами являются Адептус Астартес — космические десантники, биологически-сконструированные сверх-воины. Несть числа их собратьям по оружию: Имперская Гвардия и несметные силы планетарной обороны, никогда не теряющая бдительности Инквизиция и техножрецы Адептус Механикус, и это лишь малая их часть. Но несмотря на всю их многочисленность, их едва хватает, чтобы сдерживать постоянную угрозу, исходящую от чужих рас, еретиков, мутантов — и худших врагов.
Быть человеком в такие времена — это значит быть одним из числа бессчётных людских миллиардов. Это означает жить при самом жестоком и кровавом режиме, какой только можно себе вообразить. Это — повести тех времён. Выкиньте из головы техническое могущество и научную мощь, ибо столь многое было забыто, что уже никогда не узнать вновь. Выкиньте из головы надежды на прогресс и понимание, поскольку в жестоком мрачном будущем есть только война. Нет мира среди звёзд, лишь вечность резни и кровопролития, да хохот алчущих богов.
ПРОЛОГ
Восшествие
Существо взбиралось по стволу колодца своей тюрьмы. Каждый шаг подъёма давался с трудом, и дыхание твари вырывалось из лёгких, хрипя свирепым рыком. Его звук поглощался плеском и грызнёй падальщиков в глубинах внизу. Он становился ещё одним отголоском в вековечной, зычной песни насилия.
