Себастьян нависал над Никки, крепко вцепившись в нее, но внезапно получил болезненный удар ногой по колену и, присев, отпустил бывшую жену.
Никки прилежно училась на курсах самообороны, она отлично освоила приемы. Оказавшись на свободе, она с молниеносной быстротой схватила ржавый секатор и занесла его, метя Себастьяну в живот.
— Еще раз тронешь — убью! Запомнил?
9
Средняя школа Южного Бруклина — большое здание из красно-бурого кирпича, выходящее фасадом на Коновер-стрит. Приближался час обеда, и, судя по большому количеству фургончиков со съестным, выстроившихся перед школой, можно было догадаться, что еда в школьной столовке не очень- то.
Себастьян с недоверием приблизился к одному из «гастрономических грузовичков», которые с некоторых пор стали колесить по Нью-Йорку, кормя горожан. Каждый грузовичок предлагал что-то свое: один — сэндвичи с омарами, другой — тако, дим-самы, филафели… Себастьян, брезгливый поборник чистоты, обычно избегал подобного рода угощения, но если ты ничего не ел со вчерашнего дня и в животе у тебя гремит военный оркестр…
— Не советую брать южноамериканские примочки, — предупредила Никки.
Из чувства сопротивления он пренебрег советом бывшей жены, которой ни в чем нельзя было доверять, и попросил «севиче», перуанское блюдо из сырой маринованной рыбы.
— И какой он из себя, этот Томас? — осведомился Себастьян, услышав, что прозвонил звонок, возвещавший конец занятий, и глядя на двери, откуда хлынул поток учеников.
— Я тебе его покажу, — пообещала Никки и прищурилась, боясь, как бы не пропустить приятеля сына.
Себастьян оплатил заказ и попробовал свою рыбу. Проглотил кусочек. Жгучий, как огонь, маринад обжег ему рот, пищевод, желудок. Он невольно скривился.
— Я предупреждала, — вздохнула Никки.
Надеясь загасить бушующий огонь, он залпом выпил целый стакан оршада,[7] предложенный продавцом. От каштанового молока с отвратительным вкусом ванили Себастьяна чуть не стошнило.
— Вот он! — воскликнула Никки, указывая на одного из пареньков в толпе.
— Какой именно? Прыщавый или второй, с противной физиономией?
— Говорить буду я, хорошо?
— Посмотрим…
Высокомерное выражение лица, хлипкая фигура, джинсы в обтяжку, узкая черная куртка, белая рубашка с открытым воротом, очки-вайфареры и торчащие во все стороны волосы, над которыми трудились не один час. Томас тщательно следил за своей внешностью. Похоже, немало времени проводил в ванной перед зеркалом, ваяя и оттачивая образ юного рокера.
Никки поймала его перед баскетбольной площадкой, расчерченной на квадраты.
— Привет, Томас!
— Добрый день, мэм, — ответил тот, убирая мятежную прядь со лба.
— Ты не ответил на мои сообщения.
— Не успел, времени было мало.
— От Джереми ничего?
— He-а. Мы с ним с пятницы не виделись.
— А почта? Телефонный звонок? Эсэмэска?
