никакого огорчения. Это просто игра. Я даже не называю это игрой; игра начнет смещаться к работе. Она сама уже конец.
Я люблю рассказывать вам истории, я рассказчик. И нет никакого результата, только в моем сознании. Рассказал я вам красивую историю — все. Это прекрасно. Мне понравилось. Я насладился ею. Насладились вы ею или нет — решать вам.
Один из моих учителей был редкое существо. Он был немного эксцентричен, как и следует быть философу. Он был одним из величайших философов Индии этого века. Редчайший человек, не слишком известный, настоящий философ, а не профессор философии. Он был немного эксцентричен.
Студенты давно бросили ходить к нему на лекции в то время, когда я его встретил. К нему никто не ходил много лет, потому что иногда он говорил непрерывно: три, четыре, пять, шесть часов подряд. Он говс/рил по этому поводу: 'Университет может решать, когда начать лекцию, но университет не может решить, когда ее кончить: это зависит только от моего потока. Если что-то не завершено, я не могу это так оставить. Я должен завершить'.
Поэтому слушать его было очень трудно. Иногда он занимал все время. А иногда от него неделями слова не услышишь. 'Ничего не будет', — говорил он — 'Идите домой'.
Квгда я пришел к нему на занятия, он сказал, посмотрев на меня: 'Да, ты мне, кажется, подходишь. У тебя тоже вид несколько эксцентричный. Но учти: если я начинаю говорить, я кончаю там, где я кончил. Я не подделываюсь. Иногда я не буду говорить неделю; ты придешь и уйдешь. Иногда я буду говорить часами. Если ты устанешь или тебе надо будет выйти, уходи, но мне не мешай. Я буду продолжать. Можешь вернуться. Тихо сядь на место. Я буду продолжать, я не могу остановиться посередине'.
Незабываемым впечатлением было его слушать. Он совершенно забывал обо мне, своем единственном студенте. Он редко смотрел на меня. Иногда он говорил, обращаясь к стенам. Он говорил такие глубокие вещи, из такой сердечной глубины, что было не до обращения к кому-то; он наслаждался. Иногда он смеялся от радости и даже сам себе радовался. Не раз я выходил поболтать. Через несколько минут, а то и часов, он все еще был там. И продолжал говорить.
Игра, даже не спортивная игра.
Я говорю с вами; это не работа. Может быть, для вас это работа; для меня это не работа. Благословенным будет тот день, когда это не будет работой для вас, когда это станет игрой, когда вы будете наслаждаться вместе со мной, наслаждаться, участвовать в том, чем я могу поделиться. В эти редкие мгновения соучастия вы становитесь едины со мной. И вся работа завершена. Вот так это делается.
Ученики Гурджиева называют свою учебу работой. Я называю эту учебу игрой. Ученики Гурджиева очень серьезны, делают большое дело. Пожалуйста, здесь, со мной, не будьте серьезны. Серьезность — это болезнь, опасная река. Когда-нибудь рак научатся лечить, но серьезность неизлечима.
Будьте светлы, невесомы, счастливы в этот момент рядом со мной. Соучаствуйте, наслаждайтесь. Работа сама пойдет своим чередом. Работа пойдет сама собой. Играйте, и работа пойдет сама собой. Я акцентирую внимание именно на радостной игре. Если вы научитесь радостно играть, все пойдет само собой.
Так что для меня это не работа. Я люблю вас. Я наслаждаюсь вами. Я просто в счастливом восторге от того, что вы есть. Я счастлив, что вы здесь.
Кроме этого мгновения нет другой цели. В это мгновение все исполняется. Я не заглядываю за него: для меня это мгновение — вечность; оно всегда здесь. Никакого другого мгновения не будет. Это вот мгновение. Это-вечность.
Когда вы поймете как играть, как быть в счастливой игре со мной, вокруг меня, вы открыли дверь. Дверь открывается сама — вам ее никогда не открыть. Просто играйте, и она откроется. В этом тайная формула, чтобы она открылась. Дверь жизни, дверь любви, дверь Бога — все они откроются, когда вы в счастливой игре. Все они закрываются, когда вы становитесь серьезны, когда вы настраиваетесь на работу. Тогда вы упускаете Бога.
Бог — это любовь, песня, танец. Бог — не товар; Он абсолютно бесполезен. Для чего Он нужен? Какую пользу можно извлечь из Бога? Он не используем.
Вот я здесь — абсолютно бесполезен. На что меня можно употребить? Какая от меня польза? Мной можно наслаждаться, как наслаждаются цветами поутру или наслаждаются облаками на небе, или пением птиц. Всего этого нельзя продать на рынке, это не товары; но в них безграничная красота.
Все, что вы превращаете в товар, профанируется. Все, что вы любите ради него самого, тут же становится святым, священным.
Вот, Самендра мне сказал: 'Недавно, сидя перед вами, я оказался купающимся в сладости. Что происходит?'
Вот те на! Самендра, происходит любовь! Всегда, когда происходит любовь, вы чувствуете себя очень неуютно, ведь вы движетесь в неизвестность. Вы движетесь в то, чем вы не можете управлять, в что-то вне вас, в чем можно потеряться — потеряться навсегда. Может быть точка, после которой нет возврата; вы никогда не вернетесь. Вот что происходит.
Любовь и смерть — два имени одного и того же явления. На грани любви испытывается священный ужас быть поглощенным ею настолько, что вернуться обратно будет невозможно. Это смерть, зарей занимающаяся над вами. Любовь — это смерть, и если вы познали любовь как смерть, вы открыли тайное святилище жизни. Тогда вы и смерть познаете как любовь. Тогда смерть становиться Богом.
ВОПРОС Прежде чем я отдам себе отчет, наблюдатель во мне становится моим судьей. Что делать?
ОТВЕТ Не осуждайте это. Если наблюдатель в вас становится судьей, прекрасно. Не осуждайте судью — наблюдайте его. Если и тут приходит судья, наблюдайте и его.
Всегда отступайте к наблюдателю, не будьте жертвой судьи. И не тревожьтесь. Дело не в том, что вы не должны осуждать. Если подавлять его, вы не будете счастливы, вы будете подавлены. Что бы вы ни делали, будет судья, какие бы ни прилагались усилия, как бы ни подавлять. Нет! Освободите его!
Если приходит мысль, а за ней следует другая — осуждение, наблюдайте осуждение. Всегда отступайте вглубь к наблюдателю, вот и все. Если снова приходит судья, пусть приходит. Не бойтесь. Вы всегда свободны снова стать наблюдателем.
Весь метод наблюдения в том, чтобы не обманываться и не отталкиваться от судящего. Пусть будет, никто не запрещает. Что можно сделать, если возникает судящий? Что вы можете сделать? Ничего.
Можете снова стать наблюдателем. Пусть все так и продолжается. И когда-то судья потеряется, и наблюдатель станет центром.
Процесс этот будет долгим, ведь вы всегда помогаете войти судье. На многие жизни, на тысячи лет, вы всегда отождествляли себя с судящим. Так что судящий не знает, что вы передумали. Он еще будет приходить несколько лет. Все зависит от вас.
Если вы неизменно будете отступать к наблюдателю, рано или поздно судящий поймет, что он больше не нужен, он незваный гость. Он еще не раз будет стучаться в дверь, но стук будет становиться все слабее и слабее. Однажды, поняв, что вы им больше не интересуетесь, судящий исчезнет. А подавить его нельзя.
ВОПРОС Как получается, что всегда, без исключений, вы говорите то, о чем я подумал только что или минутой раньше?
ОТВЕТ Когда я говорю, вы часть меня. Вы не просто аудитория, ведь вы говорите через меня с собой. Я тоже не только говорящий, я тоже один из слушателей, я тоже слушаю. Это глубокое соучастие. В этом и есть смысл сообщения. Это не только общение, это общность.
Если вы по-настоящему меня слушаете, я говорю — и вы тоже говорите через меня. Вы создаете многое, о чем я бы не говорил, не будь вас здесь.
Вот входит кто-то новый; аудитория меняется. Мне приходится говорить о чем-то еще. Я могу и не знать этого человека — не важно. Когда аудитория меняется, меняется и говорящий: это общение. Если это готовая речь, то ничего не меняется. Кто бы тут ни был, неважно.
Я не говорю ничего готового. Я просто здесь и сейчас отвечаю вам и вашему существу. Так что, если у вас есть какие-то мысли, это неизбежно отразится в моей речи. Если у вас есть какие-то вопросы, так или иначе все будет происходить одновременно: они же и принесут ответ. Это и происходит. Тут нет никакого чуда. Это просто чудо общности.
Если вы любите всем существом, вы отражаетесь во мне, а я в вас. Тогда вы мое зеркало, а я — ваше. Мое зеркало отражается в вашем, ваше зеркало — в моем. И так все время. Два зеркала, одно перед другим, могут отражать друг друга бесконечно, снова и снова.
Чем ближе вы ко мне, тем меньше будет нужды спрашивать.
Приходится задавать вопросы, потому что вы еще не вполне уверены в общности.
Так что, не удивляйтесь! Это просто чудо общения, тут дело не во мне. Я не пытаюсь читать ваши мысли; запомните: я не чтец мыслей.
Никогда я такими глупостями не занимаюсь. Никогда не читаю ваши мысли. Но я здесь, я просто зеркало, вот вы и отражаетесь.
Если вы любите меня, ваш вопрос получит ответ. Если вы глубоко участвуете во мне, вы услышите себя, открывающимся через меня. Ведь и я слушаю через вас. Слушающий и говорящий исчезают; создается круг энергии. В этом разница между общением и общностью.
В общении вы — студент, я — учитель. В общности я — мастер, вы — ученик.
Нужно только немного веры, и все получит ответ, и не только ответ, -разрешение.
ВОПРОС Наблюдая свои настроения, я вязну в них по колено. Тогда дело не столько в том, чтобы наблюдать, сколько в том, чтобы нестись вместе с волной, пока она не пройдет.
ОТВЕТ Ну и неситесь с ней. Но все равно наблюдайте. Можно нестись вместе с волной. Как может это помешать наблюдателю? При этом, несясь вместе с волной, можно в совершенстве разглядеть саму волну. Единственное, что надо запомнить: не позволяйте волне нестись на вас, не позволяйте волне накрывать вас. Несетесь с волной -очень хорошо. Неситесь с волной гнева и наблюдайте его. Плохо, когда гнев несется на вас и наблюдатель утерян. Тогда вы отождествляете себя с гневом.
Нет ничего плохого в гневе. Только не отождествляйте себя с ним; наблюдайте его. Это прекрасное переживание, энергетическое переживание. Гнев — это чистая энергия. Я называю его белым горючим: чистейшая форма энергии. Она становится разрушительной, потому что вы отождествляете себя с ней. Она невоспламеняема, потому что чиста.
Человек, который не может злиться, беспомощен: у него нет энергии. Тот, кто может злиться, мощен, в нем большие запасы энергии. Но ее нужно правильно использовать, потому что, чем больше у вас энергии, тем опаснее. Чем больше у вас энергии, тем больше опасность взорваться. Так что нужна большая пробужденность и понимание.
Если есть понимание, то есть и энергия, но она никогда не станет разрушительной. А обладать энергией значит обладать глубиной, высотой, пространством.
Есть два типа негневающихся людей. Один — те, у кого нет энергии; это пустые раковины. Вам знаком этот тип: слабые, измочаленные создания. Они не рассердятся, но они и не полюбят: у кого нет сил сердиться — нет сил, чтобы любить. Изношенные, опустошенные мертвецы. От них остался только кусочек:
