– Понимаю. - Биолог усмехнулся. - Жаль, конечно… Ничего, придет когда-нибудь и наш черед.
– Наверное, после нас пошлют вас.
– Да, вполне возможно. Счастливого пути. Желаю удачи.
– Спасибо, - повторил Беркут и пожал биологу руку.
– До свидания, спасибо, - сказал Полесов. - Я постараюсь поймать для вас какого-нибудь филина.
Они залезли в танк, люк захлопнулся. Биолог помахал рукой и отступил к обочине. Медленно поднялся автоматический шлагбаум. Тяжелая машина дрогнула, загудела и двинулась вперед, оставляя в бурьяне широкие колеи. Биолог провожал ее глазами. Вот она прошла под завалившейся осиной и задела ее. Дерево треснуло, ломаясь пополам, и с глухим стуком рухнуло поперек просеки, которая когда-то была автострадой.
3
"Тестудо" стоял, сильно накренившись, тихий и совершенно неподвижный. После шестнадцати часов гула и сумасшедшей тряски тишина и неподвижность казались иллюзией, готовой исчезнуть в любую минуту. По-прежнему у них были стиснуты зубы и напряжены мускулы, по- прежнему звенело в ушах. Но ни Полесов, ни Беркут, ни Иван Иванович не замечали этого. Они молча глядели на приборы. Приборы безбожно врали.
Два часа назад, в полночь, пеленгирующие станции дали Полесову его координаты. "Тестудо" находился в распадке в семидесяти километрах к юго-востоку от эпицентра. В ноль пятнадцать Лантанид впервые не послал очередного вызова. Связь прервалась. В ноль сорок семь репродуктор голосом Леминга гаркнул: "…немедленно!" В час десять пошел сильный дождь. В час восемнадцать погас экран инфракрасного проектора. Полесов пощелкал переключателями, выругался, включил фары и уперся лбом в замшевый нарамник перископа. В час пятьдесят пять он оторвался от перископа, чтобы попить, взглянул на приборы, зарычал и остановил машину. Приборы безбожно врали.
Снаружи была черная сентябрьская ночь, лил проливной дождь, но стрелка гигрометра нагло стояла на нуле, а термометр показывал минус восемь. Стрелки дозиметра весело бегали по шкале и свидетельствовали о том, что радиоактивность почвы под гусеницами "Тестудо" колеблется очень быстро и в весьма широких пределах. И вообще, если судить по показаниям манометров, танк находился на дне водоема на глубине двадцати метров.
– Приборы шалят, - бодро сказал Беркут. Никто не возразил.
– Какие-то внешние влияния…
– Хотел бы я знать какие, - сказал Полесов, кусая губу.
Беркут хорошо видел его лицо, смуглое, длинное, с красным пятном на правой щеке.
– Ах, как бы нам это помогло! - сказал Иван Иванович.
– Да, - сказал Полесов. - Это помогло бы, потому что позволило бы скорректировать приборы. И самое главное - скорректировать приборы на пульте управления. Для Ивана Ивановича их показания были, вероятно, филькиной грамотой, но Полесов видел, что они врут так же бессовестно, как и все остальные. Это было очень странно и опасно: приборы управления были отгорожены от всех и всяких внешних влияний тройным панцирем сверхмощной защиты "Тестудо". И люди были отгорожены от внешних влияний только тройным панцирем "Тестудо". На мгновение Полесов почувствовал скверную слабость под ложечкой.
– Что там снаружи? - спросил Иван Иванович.
– Ничего. Туман…
Иван Иванович встал, попросил Полесова подвинуться и прильнул к перископу. Он увидел изломанные, перекрученные стволы сосен, черные, словно обугленные ветви, густую поросль двухметровой травы. И туман. Серый неподвижный туман, повисший над мокрым миром в лучах прожекторов. В нескольких метрах от танка стояли киберразведчики. Они жались к танку и были похожи на дворняжек, почуявших волка. Они не хотели идти в туман. Точнее, не могли.
Иван Иванович сел.
– Голубой туман, - сипло сказал он.
– Ну и что? - спросил Полесов.
Иван Иванович не ответил. Беркут тоже поглядел в перископ. Затем он сел и расстегнул воротник куртки. Ему стало душно. Он выпрямился и
