Это случилось где-то через час после посадки. Мы высадились, а потом куда-то еще долго ехали. О колесах тут, к слову, если и слышали, то только из учебников по истории. Я словно попал в «Назад в будущее» — весь этот транспорт на воздушных подушках и прочая дребедень. Но все так натурально, совсем не бутафорно. Я ведь терпеть не могу фильмы про космос или, там, про будущее, потому что все они словно из пластилина слеплены. А здесь будущее — это настоящее, данность, повседневность.
Тошнило. Нестерпимо, я даже зубы стиснул, так боялся испортить этим крутым парням их дорогущий, благоухающий салон, вроде автомобильного, но попросторнее. Скорость набрали запредельную, так что ничего я рассмотреть не успел. Да и сказать, что очень хотелось, не могу.
Главное, что дышать я здесь мог, а гравитация не угнетала. Небо было привычно голубым, трава, хоть и редкой, но зеленой. Люди обычные, никакого третьего глаза, никаких зеленокожих гуманоидов и прочей лабуды, навязанной телевизионными шоу и желтой прессой.
Сидел я так молча, уставившись на свои руки, и думал, что самое неправильное во всем происходящем — моя реакция. Скажи мне кто-нибудь вчера о подобной возможности — путешествие за границы родной солнечной системы, я бы, даже просто представляя, каково это, испытал куда больше эмоций. Казалось, случись со мной такое, я бы из штанов от радости выпрыгнул. Ну, еще бы! А теперь…
Когда наш кортеж остановился, мне было так паскудно, что я думал, будто умираю. Есть хотелось, а пить и того больше, заставляя вспоминать, что отобедал я «тайледом». Все тело ломило, словно меня поезд сбил, не меньше. А кровать стала для меня все равно что эдемский сад.
Я расслышал, как Раск говорит следовать за ним. Мне, конечно. С Эльзой он начал церемонится, пропускать ее вперед, выделывать какие-то вежливые па, что-то говорить елейно. Едва переставляю ноги и слежу только за тем, чтобы в них не запутаться, потому что проворным я стал, как годовалый карапуз. А народу вокруг как в церкви в пасхальную ночь, все толпятся, шепчутся, пытаются что-то разглядеть.
Нас накрыл высокий потолок широченного, как футбольное поле, фойе, но у меня не было никакого желания оценивать интерьер местечка. Вокруг все гудело, и голова раскалывалась. Я все никак не мог отделаться от навязчивого голоса, твердящего: «… раздавил, как ягоду. Кровищи было».
Не успеваю уловить момент, когда все вокруг стихает. Не помню, спускались мы вниз или поднимались. Дыхалка у меня всегда была — так себе, потому трудно разобраться, какой конкретно манёвр заставил меня так пыхтеть.
Нахожу взглядом Эльзу. Она держится молодцом, многим лучше меня. Возможно, она поверила всему тому, что ей тут наобещали. Я бы, наверное, тоже на ее месте поверил. Все-таки многое из того, что говорили похитители, оказалось правдой. Ну, про другие миры, про развитие технологий и то, что денег у них, как грязи. Вполне возможно, что и вся эта ерунда с «боссом» такая же правда. Я тогда ни в чем не был уверен, даже в законах физики. Все куда-то как будто уплывало, мимо меня, в какую-то дыру.
Эльзу утешать не надо. Это ей меня в пору утешать. Думаю, вся соль в том, что ей ничего не угрожает, а вот обо мне такого не скажешь. Мы смотрим друг на друга целую вечность, словно можем общаться телепатически. Как будто я могу ей сказать: «Неужели ты доверяешь им?»
А она может ответить: «А ты нет?»
Я бы вспылил: «Нет, конечно! Я тебя сто лет знаю, какой из тебя босс? Ты видела этих ребят? Да с ними и майор Пейн не справился бы!»
Она бы задала вполне резонный вопрос: «А какие идеи? Они нас не убили. Им не нужен за нас выкуп. Мы уже не дома, Алекс, и ты это знаешь. Ты же сам все видел».
На этом наш «разговор» закончился. В помещение ворвался североатлантический циклон. Появление Кея, которого Раск некогда назвал «нашим прославленным гением» треснуло меня по мозгам, вынуждая вернуться в реальность.
— Чокнутые ублюдки! Вы оба! — возопил молодой мужчина вместо приветствия.
Док Кей не был низким, но на фоне Бартла он бы потерялся, не будь на нем этого ослепительного белого до рези в глазах лабораторного халата и таких же перчаток.
На самом деле, мне доведется в итоге убедиться в том, что Кей, несмотря на первое впечатлением, был самым приземленным человеком из всей их банды. Потому что каким бы гением он ни был, прежде всего он был простаком. Не знаю, как у него получалось этот характер простака комбинировать с эйнштейновскими мозгами и многочисленным пирсингом: кольца у него были везде, где только можно. В ушах, бровях, на губе. Думаю, я в тот раз не все увидел. Нашпигован металлом в самом безобидном смысле этого слова.
Но характер у него был, как у сатаны. Вот и теперь он буквально влетел в комнату, покрывая бугаев трехэтажным матом, а те терпели. Вообще, создавалось такое впечатление, что мы все только его и ждали, поэтому теперь приходилось просто молча слушать.
Только один раз Бартл решился ему возразить.
— Не говори так при боссе.
После этих слов док просто взорвался.
— Не говорить?! Да, это, пожалуй, совсем скоро нам всем устроит один наш общий знакомый. Знаете, мы все не сможем говорить. Думаю, вы догадываетесь почему.
Даже я догадывался, а уж они — подавно. Мертвые не разговаривают, такие дела.
— Развели самодеятельность, удоты! — рычал Кей, поправляя перчатки. Он оттягивал их, после чего отпускал, вызывая смачный шлепок. Почему-то мне от этого звука стало совсем уж не по себе. — Никому ни слова не сказали. Командиры, мать их. Видела бы она вас, заставила бы землю жрать. Я вас
