В больших городах то и дело вспыхивали восстания. Время от времени волнения происходили в самой столице.
В 1648—1650 годах волна бунтов прокатилась по главным городским центрам России. Они потрясли государство до основания.
Злоупотребления приказных людей и особенно введение грабительского налога на соль вызвали волнения столичного посада. 1 июля 1648 года московские посадские люди[1], оттеснив охрану государевой кареты, передали царю челобитную с жалобами на особенно нелюбимых «приказных» — чиновников. Алексей Михайлович выслушал и, не объявляя своего решения, отправился дальше. Однако государев поезд задержался, и на этом месте началась драка. На следующий день правительство начало с посадом переговоры, но высокомерный тон аристократов, выдвинутых в качестве переговорщиков, только озлобил народ. На третий день столица бушевала. Восставшие громили дворы «сильных людей», прежде всего чиновников-взяточников. Кое-кого из них правительство выдало на расправу, до других бунтовщики добрались сами, казнив их страшной смертью. Хуже всего было то, что мятеж никак не стихал. Бунтовское пламя пылало в Москве на протяжении многих дней. И даже уговоры духовенства — вплоть до патриарха Иосифа — не возымели действия. На стрелецкие полки в деле подавления мятежа положиться было нельзя: многие стрельцы, недовольные худой выплатой жалованья, сами оказались среди восставших.
Волнения в Москве стали утихать только после раздачи денег стрельцам и значительных уступок правительства. Главные приказные лихоимцы, уцелевшие во время буйства мятежных толп, оказались смещены с должностей. Более того, восставшим обещали привести в порядок законы и смягчить судопроизводство по задолженностям перед казной.
Эхом «Соляного бунта» по большим русским городам громыхнули мятежи и беспорядки.
В 1649 году был введен в действие крупнейший законодательный памятник всего русского Средневековья. Этот сборник законов вошел в историю под названием «Соборное уложение». Он стал ответом российского правительства на бунты 1640-х годов и предназначался для стабилизации общества. Там содержались серьезные уступки дворянам и особенно посадским людям. Но вводились и жесточайшие меры против любых мятежников. Вот текст знаменитой 21-й статьи из главы «О государьской чести»: «А кто учнет к царьскому величеству, или на его государевых бояр и околничих и думных и ближних людей, и в городех и в полкех на воевод, и на приказных людей, или на кого ни буди приходити скопом и заговором, и учнут кого грабити, или побивати, и тех людей, кто так учинит, за то… казнити смертию безо всякия пощады»[2]. Очень хорошо видно, каких бед мог ожидать государь московский и сколь сильная напряженность царила в русском обществе середины XVII столетия.
Русское правительство как будто предчувствовало разинщину. Во всяком случае, оно заранее предупреждало: «скоп и заговор» подавлять будут немилосердно.
«Соборное уложение» несколько успокоило городской посад. Но всех проблем оно не устранило. Так, в 1662 году финансовая афера правительства, выпустившего медные деньги, но собиравшего налоги и подати серебром, вызвала устрашающий Медный бунт. Разъяренная толпа москвичей могла расправиться с самим государем! Мятежников рубили беспощадно… «Реформу» же пришлось отменить, медные деньги впоследствии собирали, расплавляли и переливали. Однако на окраинах государства оставалось неспокойно.
Царскую семью тщательно охраняли. Детей государя старались не водить на людные сборища, где они могли соприкоснуться с толпой и подвергнуться опасности. Они жили замкнуто и имели крайне мало возможностей столкнуться с другими мальчиками и девочками, помимо тщательно отобранных дворянских отпрысков.
Грозный опыт Смутного времени подсказывал: следует заранее оберегать семью государя от покушения. А потому в русское законодательство вошли поистине драконовские статьи, оберегавшие покой монаршего семейства. Вот, например: «А будет кто при государе вымет на кого какое ни буди оружье, а не ранит, и не убиет, и того казнити, отсечь руку… А будет кто в государеве дворе, и не при государе, на кого оружие вымет, а не ранит, и того посадити на три месяцы в тюрьму… Тако же царского величества во дворе на Москве, или где изволит царское величество во объезде быти, и ис пищалей и из луков, и из иного ни ис какова оружья никому без государева указу не стреляти, а с таким оружьем в государеве дворе не ходити. А будет кто в государеве дворе на Москве, или в объезде кого ранит, или кого убиет до смерти, и того казнити смертью же… А будет кто на государеве дворе, на Москве, и в объезде, учнет ходити с пищальми и с луками, хотя и не для стрельбы, и ис того оружья никого не ранит и не убиет, и тем за ту вину учинити наказание: бити батоги и вкинута на неделю в тюрьму»[3].
На долю государя Алексея Михайловича выпало неисчислимое множество испытаний. С чем-то он справился достойно, где-то обстоятельства вынудили его отступить, но, главное, всё его правление проходило как будто на пороховой бочке с зажженной свечкой в руках. Взрыв, наподобие Великой смуты начала XVII столетия, мог грянуть в любой момент. Россия то и дело подходила к нему вплотную. Иной раз клокочущую стихию едва удавалось сдержать в берегах.
Грозный бунташный век то и дело пробовал самого царя и его правительство на прочность. Быть может, за все эти страхи, заботы и тревоги дал Бог Алексею Михайловичу утешение в семейных делах. Отворотясь от тягот монаршего служения, царь имел возможность отдохнуть в тепле и уюте семейной жизни.
Алексей Михайлович был счастливо женат на красавице Марии Ильиничне Милославской. Свадьбу сыграли в январе 1648 года. Радость, которую принесла молодая жена своему супругу, скрасила ему ужас большого московского бунта, случившегося несколько месяцев спустя.
Царица Мария происходила из дворянского рода, не блиставшего особенной знатностью. Она была на пять лет старше мужа, но между супругами
