— Ну что же, — подумав, сказал мужчина, — понятное дело, повидал я контуженых, а тут целая молния шарахнула, как ты еще имя свое не забыл?
— Так я и забыл, — сказал Вовка, — хорошо хоть рядом брат да товарищи были, те мне всё и рассказали.
Они еще немного поговорили, но разговор не очень получался, потому что Вовке все время приходилось ссылаться на дырявую память. В конце концов, Николай Петрович написал карандашом на листе бумаги свой адрес и сказал:
— Тренер я, брат, понимаешь, вот только учеников у меня пока маловато. Только полгода как демобилизовался. Школа спортивная у нас этим летом организовывается. Вот с сентября будем набирать учеников, тебя я приглашаю, есть у нас тренер по боксу, так что если ты ни у кого еще не занимаешься, то приходи.
— Николай Петрович, скажите, а футбол у вас будет? — живо спросил Вовка.
— Будет, почему же не быть, и тренер у нас будет, до войны играл за «Торпедо», так что разбирается. Если в футбол хочешь, приводи и друзей, только сам понимаешь, придется тебе норов свой умерить, нельзя кулакам так волю давать, — серьезно сказал Николай Петрович.
— Угу, — буркнул Вовка, — а взрослым, значит, можно?
— Хм, — замялся тренер, — ну, иногда и можно.
— И в данном случае тоже? — ехидно поддел его мальчишка.
— Странное дело, разговариваю с мальчишкой, а ощущение — вроде как с взрослым, как будто тебе не четырнадцать лет, а все пятьдесят, — удивился его собеседник.
Тут Вовку забрали на рентген, и разговор на этом завершился. После рентгена его путь лежал в лабораторию, где ему иглой Франка хотели взять кровь.
Но когда лаборантка, мазнув спиртовым шариком сначала по игле, а потом по пальцу, хотела взять кровь, Вовка спрятал руку за спину.
— Ты что, мальчик, трусишь? — удивленно спросила девушка, едва ли старше его лет на пять.
— Нет, не трушу, а колоть этой иглой не дам. Мне гепатит Б совсем ни к чему.
Лаборантка открыла рот от удивления.
— Какой гепатит, я не знаю такого.
— Ну, в общем, или доставай иглу, которой сегодня еще не кололи, или не дам брать кровь, — сказал Вовка и демонстративно отвернулся.
Девушка, что-то бормоча о малолетних придурках, подошла к стерилизатору и достала другую иглу.
Вовка крикнул:
— И не вставляй ее в эту хреновину, уколи без нее.
То ли от растерянности, то ли от злости, но лаборантка так ему уколола палец, что кровь потекла чуть ли не ручьем. После взятия анализа он пошел в палату, в которой уже сидел его брат.
— А ты откуда взялся? — удивился Вовка.
Вместо ответа тот показал на распахнутое окно.
— Ну, ты как здесь? — спросил Мишка с опаской. — Тебе лекарства не кололи?
— Не, лекарства не кололи, зато вон видел, как палец пробили, — Вовка показал палец с намотанным на него окровавленным ватным тампоном.
— Вот это да, — с тоном знатока заценил Мишка, — больно было?
— Да так, ерунда, — сказал Вовка, — лучше скажи, тебе-то вчера попало?
— Да не, батя два раза только хлестанул, вот когда пряжкой первый раз попал, так больновато пришло. Мамка закричала, что хватит, ну он и отстал.
Тут в их беседу вмешался дедок.
— Так вы Пашки Фомина сыновья, што ли?
— Ну да, — дружно ответили оба брата.
— А я-то все думаю, кого ты, пацан, мне напоминаешь, а вот как твой брательник-то в окно залез, тут я и понял, кто ваш батя. Он, стервец, мне в сад лет двадцать назад вот так же залезал. Ох, я его потом крапивой и отмутузил, — с ностальгией произнес дедка, — я ведь его с сорокового года не видал. Он в больницу не собирается зайти? — с надеждой спросил он.
— Нет, — ответил Мишка, — он в эту неделю в первую смену, некогда ему по больницам шастать.
— Ну, лады. Тогда привет передайте ему от деда Вегелина, может, когда соберется и в гости ко мне в Верховье, ежели меня в этой больнице не залечат.
— Хорошо, дедушка, — вежливо сказал Мишка и повернулся к брату.
— А мы сегодня снова на пустыре в футбол гоняли, только без тебя у нашей команды плохо получается, парни говорят, скажи, пусть Вовка быстрее поправляется, а то сегодня вчистую проиграли забугорским.
— Мишка, так я что, в футбол хорошо играю? — тихо спросил Вовка.
— Конечно, ты вон вчера, до молнии, сразу трех забугорских обвел и гол им залепил.
Они бы еще болтали, но тут в палату быстрым шагом вошла Ирина Васильевна.
Мишка даже не успел нырнуть в окно, как она была уже около них.
— Мальчик, а ты что тут делаешь? Откуда ты взялся? — спросила она, слегка улыбаясь.
Мишка разом потерял все свое красноречие.
— Так вот, эта, к брату, навестить.
— Ну, навестил, и хорошо, а сейчас выйди, и не через окно, а как все люди — через дверь.
Тот боком протиснулся мимо нее и пулей выскочил в коридор, оттуда крикнул:
— Вовка, я к тебе завтра приду! — И убежал.
— Так, Володя, будь добр, объясни, что ты наговорил Анне Семеновне?
— Простите, Ирина Васильевна, я не имею чести ее знать, — ответил Вовка.
Со стороны больных послышались смешки.
— Вова, это лаборантка, которая брала у тебя кровь, так что ты там устроил? Говори!
— Да ничего я там не устроил, не хочу, чтобы у меня нестерильными иглами брали кровь, и всё.
Врачиха обвела глазами вдруг напрягшихся больных, взяла его за руку и повела из палаты. Они пришли в ординаторскую, небольшую комнатку, в которой стояли два облупившихся от времени стола, на них кипой лежали истории болезней, несколько чернильниц. А в бокалах стояли перьевые ручки и карандаши.
— Садись и расскажи, почему ты считаешь, что тебя кололи нестерильной иглой, — с серьезным выражением лица спросила Ирина Васильевна.
— Ну так, что тут думать, — произнес Вовка, — если этой иглой она у десяти человек кровь взяла и спиртом только слегка протирала. Так это что, стерилизация?
— Так-так, Вова, а в каком ты классе учишься? — неожиданно спросила врач.
— Наверно, в седьмом, — неуверенно ответил Вовка.
— Ну вот, наверно, в седьмом, а откуда ты узнал слова «стерилизация», «гепатит», тебя в школе этому учили?
— Ирина Васильевна, ну что вы меня спрашиваете, сами понимаете, меня вчера молния ударила, что я вам могу толкового сказать, — пожал плечами мальчишка, — наверно, где-то прочитал, откуда еще?
— М-да, интересно, в какой такой книжке это написано и с чего ты вдруг решил ее читать.
— Да не помню я, Ирина Васильевна, и вообще вы когда меня домой отпустите?
— Ишь, чего хочешь, ты еще суток не пробыл, а уже домой запросился, вот понаблюдаем за тобой дня три, и если все в анализах будет хорошо, выпишем. Ладно, иди в палату и смотри мне, чтобы вел себя хорошо.
— Конечно, Ирина Васильевна, никак иначе, — сказал Вовка и вышел из ординаторской.
Оставшись одна, Ирина Васильевна вытащила пачку «Казбека» из ящика стола, прикурила папиросу от зажигалки, сделанной из крупнокалиберного патрона, которую в конце войны подарил один из больных. Она медленно выпускала кольца дыма к потолку и размышляла.
Тут в ординаторскую зашел Леонид Афанасьевич.
— Что, Ира, решила перекурить, дай-ка и мне папиросину.
Ирина Васильевна раскрыла вновь пачку, и врач, осторожно вытащив папиросу желтоватыми от курева пальцами, размял ее и прикурил.
— Третьего стрелка для снайпера у нас сегодня нет, — благодушно сказал он.
— Да, Олег там совсем пропал на приеме, — сказала Ирина Васильевна, — а ты, Леня, чего приперся, у тебя же отгул.
— Так вот хочу на паренька взглянуть, не каждый день такое случается, да еще и живой остался.
— Ты знаешь, Леня, что этот пацан сегодня отчудил?
— Ну, и чего?
— Он в лаборатории отказался сдавать анализ крови, пока ему не взяли чистую иглу из стерилизатора. И представляешь, чем он это мотивировал, что может через иглу заразиться гепатитом Б. Ты когда-нибудь слышал о таком?
— Да, очень интересно, а как он это объясняет?
— А никак, отперся от всего, дескать молния стукнула и ничего не помнит.
