Дон Жуан

88

«Когда, Любовь, о божество весны,

Сливаешь ты покой и упоенье,

Ты царствуешь! Тебе покорены

Блаженство и святое вдохновенье!»

Стихи поэта этого сильны,

Но странное он выражает мненье,

«Сливая» «упоенье» и «покой»

Я помеси не видывал такой!

89

Мне непонятно это сочетанье:

Поэт хотел заметить, может быть,

Что в мирном, безопасном состоянье

Привыкли мы и кушать и любить…

Об «упоенье» да еще «слиянье»

Я даже не решаюсь говорить

Но о «покое» — возражаю смело:

«Покой» в минуту страсти портит дело!

90

Жуан мечтал, блуждая по лугам,

В зеленых рощах солнечного лета,

Он радовался чистым ручейкам,

И птичкам, и листочкам в час рассвета

Так пищу идиллическим мечтам

Находят все любезные поэты,

Один лишь Вордсворт не умеет их

Пересказать понятно для других.

91

Он (но не Вордсворт, а Жуан, понятно)

Прислушивался к сердцу своему,

И даже боль была ему приятна

И как бы душу нежила ему.

Он видел мир — прекрасный, необъятный,

Дивился и печалился всему

И скоро вдался (сам того не чуя),

Как Колридж, — в метафизику прямую.

92

Он думал о себе и о звездах,

О том, кой черт зажег в какой-то день их,

О людях, о великих городах,

О войнах, о больших землетрясеньях,

Терялся в фантастических мечтах,

В заоблачных носился похожденьях,

Вздыхая о луне, о царстве феи

И о глазах красавицы своей.

93

Иным присуще с отроческих лет

Такое свойство мыслить и томиться,

Но кто любовью тайною согрет,

Тот может этой страсти научиться.

Жуан привык, как истинный поэт,

В заоблачные сферы уноситься,

И томной жажде встретить идеал

Пыл юной крови очень помогал.

94

Он любовался листьями, цветами,

В дыханье ветра слышал голоса,

Порою нимфы тайными путями

Его вели в дубравы и леса.

Он, увлеченный нежными мечтами,

Опаздывал на два, на три часа

К обеду — но не сетовал нимало:

Еда его почти не занимала!

95

Порою он и книги открывал

Великих Гарсиласо и Боскана:

Какой-то сладкий ветер навевал

От их страниц мечты на Дон-Жуана,

В его груди волненье вызывал

Их нежный бред, как сила талисмана.

Так вызывают бури колдуны

В наивных сказках милой старины.

96

Жуан бродил, уединясь от света,

Не понимая собственных стремлений.

Ни томный сон, ни вымысел поэта

Не утомляли смутных вожделений:

Ему хотелось плакать до рассвета,

На чью-то грудь склонившись в умиленье

(А может, и еще чего-нибудь,

О чем я не решаюсь намекнуть).

97

От Юлии укрыться не могли

Его томленье и его скитанья.

Они, быть может, даже разожгли

В ее умильном сердце состраданье,

Но странно, что они не привлекли

Инесы неусыпного вниманья.

Она ему не стала докучать

Вопросами и предпочла молчать.

98

Хочу отметить странное явленье:

Известно, что ревнивые мужья,

Жену подозревая в нарушенье…

Какая это заповедь, друзья?

Седьмая ли? Восьмая ль? Я в сомненье!

И вы забыли — так же, как и я!

Короче говоря — в своей тревоге

Мужья легко сбиваются с дороги.

80

Хороший муж, как правило, ревнив,

Но часто ошибается предметом:

С невинным он угрюм и неучтив,

А окружает лаской и приветом

Какого-нибудь друга, позабыв,

Что все друзья коварны в мире этом.

А после друга и жену клянет,

Но собственной вины не признает.

100

Недальновидны часто и родные:

Не в силах уловить их зоркий взгляд

Того, о чем подружки озорные

Шутливо и лукаво говорят,

И только результаты роковые

Явленье непредвиденных внучат

Повергнет, в семьях порождая грозы,

Папашу — в ярость, а мамашу — в слезы.

101

Но где была Инеса, не пойму!

Признаться, я имею подозренье,

Что не случайно сыну своему

Она не запретила «искушенья»,

Полезного и сердцу и уму,

А также укреплявшего сомненье

Альфонсо относительно цены

Красивой и молоденькой жены.

102

Случилось это вечером, весной,

Сезон, вы понимаете, опасный

Для слабой плоти. А всему виной

Предательское солнце — это ясно!

Но летом и под хладною луной

Сердца горят. Да что болтать напрасно;

Известно, в марте млеет каждый кот,

А в мае людям маяться черед.