Обозвавший меня деткой Шакал Табаки сам выглядел от силы на четырнадцать. Правда, только издали. Вблизи ему можно было дать и тридцать. Одет он был в три разноцветные жилетки, из-под которых свисали майки разной длины — зеленая, розовая и голубая, — и при этом все равно видно было, какой он тощий. На всех жилетках имелись карманы и все эти карманы оттопыривались. А сверху он был увешан бусами, значками, амулетами, нашейными сумочками, булавками и колокольчиками, и все было то ли не очень чистое, то ли ужасно потрепанное. Рядом с ним Лорд в своей белой рубашке и синих джинсах выглядел почти голым. И чересчур чистым.
— Зачем тебе «Лунная дорога»? — спросил он.
— Не знаю, — честно признался я. — Захотелось попробовать.
— Ты хоть знаешь, что это такое?
Я покачал головой:
— Какой-нибудь коктейль?
Лорд смотрел на меня с жалостью. Он был до того белокожий, что как будто светился. Брови и ресницы темнее волос, глаза то ли серые, то ли синие. Даже кислая гримаса его не портила. Даже прыщи на подбородке.
В жизни не встречал людей, на которых было бы больно смотреть из-за красоты. Кроме Лорда. Где-то с месяц назад он выбил мне зуб за то, что я сцепился с ним колесами в дверях столовой. До того я видел его только издали. Я и понять ничего не успел. Так загляделся на него, что не расслышал, что он сказал. Потом прекрасный эльф высадил мне зуб, и стало не до восторгов. Следующую неделю я ездил впритирку к стенам, шарахался от каждого встречного, не вылезал из кабинета стоматолога и не спал по ночам.
Лорд был последним, с кем я представил бы себя за одним столиком в Кофейнике, и последним, с кем стал бы вступать в разговоры, если бы от меня что-то зависело. Но так вышло. Он спрашивал, я отвечал, а его проклятая внешность опять незаметно меня околдовывала. Трудно было, находясь рядом, все время помнить, что он такое на самом деле. К тому же у меня возникло тревожное ощущение, что «Лунная дорога» вовсе не безобидный напиток, а что-то, чего на самом деле пить не стоит.
Пока я переживал, ее принесли. Кролик поставил на стол крошечную чашечку и придвинул ее ко мне.
— Под вашу ответственность, — предупредил он колясников.
Заглянув в чашечку, я увидел только маслянистый отблеск на самом донышке. Там не хватило бы наполнить и наперсток.
— Вот это да! — удивился я. — Как мало.
Кролик шумно вздохнул. Он не уходил. Стоял и чего-то ждал.
— Деньги, — сказал он наконец. — Платить будешь?
Я растерялся. Денег у меня при себе не было.
— А сколько это стоит? — спросил я.
Кролик повернулся к Табаки.
— Слушай, это вы все затеяли. Я бы ничего ему не дал. Он же совсем без понятия, этот Фазан.
— Заткнись, — сказал Лорд, — протягивая ему сотенную купюру. — И вали отсюда.
Кролик взял деньги и отошел, бросив на Лорда хмурый взгляд.
— Пей, — предложил мне Лорд. — Если действительно хочешь.
Я опять заглянул в чашечку.
— Вообще-то уже не хочу.
— И правильно, — обрадовался Табаки. — Зачем тебе? Вовсе не обязательно, и вообще с чего это ты вдруг? Выпей лучше кофе. И булочку съешь.
— Нет. Спасибо.
Мне было стыдно. Хотелось побыстрее уехать.
— Извините, — сказал я. — Не знал, что это так дорого.
— Брось, — пискнул Табаки. — Не знал и хорошо. Меньше знаешь — дольше проживешь.
— Три кофе! — заорал он вдруг, крутанув коляску. И завертелся волчком. Я не понял, как он это сделал, от чего оттолкнулся, но вращался он как бешеный. Во все стороны полетели крошки еды, бисер и всякий мелкий мусор. Как от мусорной корзины на карусели. Мне на рукав спикировало маленькое перышко.
— Спасибо, не надо! — крикнул я.
Карусель остановилась.
— Почему не надо? Ты куда-то спешишь?
— У меня нет денег.
Табаки моргнул совиными глазами. От верчения волосы его встали торчком, и вид сделался совсем безумным.
— А зачем деньги? Лорд угощает. Это же мы тебя пригласили. Кстати, цена чисто символическая.
Кролик поставил на стол поднос с тремя чашками кофе, молочником и расчлененными булками. Моих протестов никто не слушал.
— Не надо меня угощать, — попробовал я еще раз. — Я не хочу.
— Ну ясно, — Табаки разочарованно откинулся на спинку коляски. — Какой человек станет пить с тобой кофе, Лорд, после того как ты дал ему по морде? Никакой.
Я почувствовал, как заполыхали щеки. Лорд барабанил пальцами по столу и не смотрел на нас.
— Ты бы извинился, — предложил ему Табаки. — Он же сейчас уедет. И получится как всегда. То есть не получится.
Лорд покраснел. Быстро и очень заметно, как будто ему надавали пощечин.
— Не указывай мне, что делать!
Хотелось уже не уехать, а провалиться сквозь землю. Так было бы гораздо быстрее. Я развернул коляску.
— Извини, — буркнул Лорд, не поднимая глаз.
Я застрял.
Коляска полуразвернута, голова вжата в плечи.
Я уже ничего не понимал. Даже в самых моих мстительных мечтах Лорд передо мной не извинялся. Как-то не удавалось это представить. Я выбивал ему зубы и сворачивал челюсть, он делался не таким уж красивым, обзывался и плевался кровью, но до извинений у нас не доходило.
— Я был тогда не в себе, — сказал Лорд. — Повел себя, как последняя скотина. Настучи ты Паукам, у меня были бы неприятности. Ты даже представить не можешь, какие. Я две ночи не спал, ждал, когда за мной придут. Пока не понял, что ты ничего не сказал. Хотел извиниться и не смог. Не получилось. И сегодня не получилось бы, если б не Шакал.
Лорд замолчал и наконец посмотрел на меня. Глаза у него были злые.
Я тоже молчал. А что было говорить? «Я тебя прощаю» прозвучало бы по идиотски. «Не прощу ни за что» — и того хуже.
— Ничего не понимаю, — сказал я.
— Чего ты не понимаешь? — живо откликнулся Шакал.
— Ничего.
— Теперь ты выпьешь с нами кофе? — спросил он вкрадчиво.
Настырный оказался тип.
Я подъехал к столу. Взял с подноса чашку.
— Все не так, — сказал я. — Не так, как должно быть. Вы ведете себя не по правилам. Никто не станет извиняться перед Фазаном. Никогда. Даже если полголовы ему снесет.
— Где оно записано — это правило? — возмутился Табаки. — Что-то я о нем не слыхал.
Я пожал плечами:
— Не знаю. Там же, где остальные правила, наверное. Записано или не записано, но оно есть.
— Фу ты! — Табаки смотрел на меня почти с восторгом. — Какой наглый! Учит меня правилам Дома. Ни хрена себе!
Лорд вертел чашечку с «Лунной дорогой», пристально в нее всматриваясь.
— Из чего ее смешивают? — спросил он. — Что там?
Табаки фыркнул:
— Не знаю. Одни говорят — вытяжка из мухоморов, другие — слезы Стервятника. Может, птичий папа и плачет зеленой горечью, но разве кто станет проверять? В любом случае, она ядовита. Романтически настроенные личности утверждают, что это ночная роса, собранная в полнолуние. Хотя росой вряд ли перетравилось бы столько народу. Если, конечно, не собирать ее носками Логов.
— Дай какой-нибудь пузырек, — попросил его Лорд, протягивая руку.
Табаки поморщился.
— Решил отравиться? Тогда лучше крысиного яду достань. Он надежнее. И более предсказуем.
Лорд ждал, не убирая протянутой руки.
— Ладно, ладно, — проворчал Табаки, роясь в карманах. — Травись, чем хочешь, мне-то что. Я за свободу выбора.
Он передал Лорду крохотную мензурку, и мы понаблюдали, как тот осторожно переливает в нее содержимое чашечки.
— А ты? — повернулся ко мне Шакал. — Чего молчишь? Расскажи что-нибудь интересное. Говорят, на последних Фазаньих собраниях обсуждают только тебя.
Я поперхнулся и пролил немного кофе на рукав.
— Откуда ты знаешь? Я думал, вы нами не интересуетесь.
— А ты о нас вообще странного мнения, — хихикнул Табаки. — Ходим, как надутые индюки, ничего вокруг не замечаем. Иногда сносим кому-нибудь полголовы, не замечаем и этого, бредем себе дальше. На плечах у нас — «бремя белого человека», а под мышкой — толстенный свод Домовых законов и правил, где записано: «Лупи лежачего, топчи упавшего, плюй в колодец, из которого пьешь», и прочие полезные советы.
