Кто-то кричал, мешая бешенство с торжеством.
Кто?!
Время скончалось в муках. Его теперь не было, времени; не было и пространства. Клинок в правой руке маэстро ожил. Старая эскалонская рапира вытянулась на пядь, если не больше. Тусклая сталь размазалась в воздухе, выплескивая в сторону Джессики струйку звенящей мошкары. Наверное, она вошла с девушкой в контакт, но Джессика ничего не почувствовала. Рукоять рапиры в свою очередь тоже стала длиннее, утратив плотность фактуры. Второй рой гнуса оплел руку Диего, уподобясь решетчатой корзинке гарды; вгрызся, вонзил жала, пытаясь напиться живой крови. Плоть маэстро от кончиков пальцев до плеча обманчиво расслоилась, дрожа, будто воздух над костром. Похоже, рукоять претерпела странные изменения раньше острия, еще в начале великолепной атаки, потребовавшей от гематрийки напряжения всех сил, и как следствие, не позволившей отследить старт перемен.
Внезапное узнавание пронзило Джессику электрическим разрядом. Великий Космос, задохнулась она. Ясность сознания вернулась к ней, вылив на голову целое ведро холодной воды. Великий Космос! Так выходят в большое тело колланта!
– Ваши родители, – сказал Диего. – Господь Горящий, ваши родители…
Он опустил – нет, уронил! – обе руки с клинками. В следующий миг кинжал Джессики ударил маэстро в горло. Кинжал в горло – с этого началось их знакомство.
Диего Пераль упал.
Они сидели за столиком кафе. Перед Джессикой стояла чашка остывающего кофе, к которому девушка так и не притронулась. Перед Диего – стакан воды со льдом. От старшего тренера Джессика знала: после смерти Энкарны де Кастельбро маэстро не употребляет спиртного. Другой бы на его месте ушел в глухой запой. В кафе они были одни, как по заказу. За стойкой скучал чернокожий бармен. За окном, в череде миниатюрных бассейнов сложной формы, вздымались и опадали струи фонтанов. Оптическая иллюзия превращала воду в раскаленную магму, напоминая посетителям, что комплекс «Тафари» расположен в кратере древнего вулкана.
Их разговор утратил все признаки обычной беседы двух людей. Даже Луис Пераль, великий комедиограф, записывая этот разговор, не сумел бы подобрать верных знаков препинания, отделяющих прямую речь от авторского текста, а разумные конструкции от сумасбродных. Ну что же, на то и великие, чтобы записывать, как есть. А если кто хочет попроще – пусть сам сражается с запятыми и тире.
Я не смогу вам больше ничем помочь, сказал Диего Пераль двадцатью минутами раньше, лежа на полу спортзала. Я безумен. У меня видения. Галлюцинации. Я…
Вставайте, сказала Джессика, протянув ему руку. Отдышитесь и успокойтесь. Сейчас мы пойдем в кафе, сядем за стол, и вы мне все расскажете. Все-все, до конца. Теперь моя очередь помогать вам, маэстро. Я сильная и взрослая, даже если вам кажется иначе. Прислонитесь, обопритесь, и я не упаду. Выговоритесь, а там посмотрим, как жить дальше.
Я схожу с ума, сказал Диего позже. В первый раз… В первый раз это случилось, когда я дрался с убийцей. Он пришел за мной, а погибла Карни. Мы дрались, и я вдруг увидел… Увидел, как он потерял руки. В детстве. Ему приживили биопротезы. Еще я видел, как маркиза де Кастельбро, отца Карни, хватил удар. Потом… Извините, я выпью воды. Потом долго ничего не было. Два дня назад я снова встретил дона Фернана… Забудьте это имя. Немедленно забудьте! Обещаете?
Обещаю, кивнула Джессика.
Я встретил убийцу, продолжил Диего. Мне сказали, что его зовут Антон Пшедерецкий. Я не знаю никакого Пшедерецкого! Даже если у него есть брат-близнец… Неужели я ошибся? Принял за убийцу другого? Говорю вам, я сошел с ума. Но его лицо, осанка, манера ведения боя… Я уже ни в чем не уверен. Он? Не он?! А сегодня, во время тренировочного поединка с вами, я увидел… Простите меня, сеньорита Штильнер…
Джессика. Просто Джессика.
Простите меня, Джессика… Это недостойно дворянина. Недостойно мужчины! Я не хотел этого! Не просил! Но и отвернуться, закрыть глаза я тоже не мог. Казалось, я подглядываю за любовниками в замочную скважину.
Вы сказали, любовники?
Они любили друг друга, Джессика!
Кто?
Ваши родители! Простите меня, ради Бога…
Успокойтесь, маэстро. Я не сержусь на вас. Ни в малейшей степени. Просто расскажите, что вы видели. Без пикантных подробностей, если вам так легче.
Я в аду, Джессика. Мне уже никогда не будет легче. Безумие – лучший выход для грешника вроде меня. Лишь бы не самоубийство – смертный, непрощаемый грех. Тогда я больше не встречу ее. Даже там – нет, не встречу. Иногда мне кажется… Впрочем, не важно. Я узнал вашего отца по снимку. Вторая… женщина была гематрийкой. Они занимались любовью в космическом корабле. А вокруг… Я не сумею описать, что свернулось вокруг корабля. Спрут? Спрут в открытом космосе?! Он все время менял форму. Он располагался не только снаружи, но и внутри. В корабле, в ваших будущих родителях, в их телах, мокрых от пота… Почти сразу я увидел вас, Джессика. Вас и вашего брата. Вы словно вырастали из своих родителей, из корабля, из спрута – и уносились прочь, в космос… Потом все кончилось, и вы меня убили.
Вы не сумасшедший, маэстро. Видения умалишенных не отражают реальность, или очень сильно ее искажают. Ваши же полностью ей соответствуют. Маркиз де Кастельбро умер от инсульта. Нас с Давидом зачали в космическом корабле, находящемся внутри флуктуации континуума. Думаю, вам неизвестно слово «амёба». Поэтому вы назвали флуктуацию «спрутом» – ближайшая аналогия, которую вы смогли подобрать. «Амёба» – флуктуация нулевого класса, для людей она не опасна. Это была теория моего отца, которая блестяще подтвердилась. Зачатие внутри флуктуации континуума, волновой перенос генетических свойств при межрасовых браках. Мы с Давидом – живое подтверждение правоты нашего отца. Гематрийская логика и варварская эмоциональность. Осталось выяснить, правы ли вы насчет биопротезов. Действительно ли Антон Пшедерецкий… Ладно, не все сразу. Но я и без этого могу сказать: вы не сумасшедший, маэстро.
Кто же я? Что со мной происходит?
Полагаю, вы – латентный телепат, ответила Джессика Штильнер.
– Антон Францевич Пшедерецкий. Гражданин Сеченя, по тамошним меркам – помещик средней руки. Заслуженный мастер спорта по свободному фехтованию. Трехкратный победитель чемпионата Лиги, призер и так далее…
Спортсмена, с которым нос к носу столкнулся объект на турнире, Крисп с Эрлией узнали сразу. Да, в университетском коридоре было темно. Да, мужчина быстрым шагом прошел, считай, пробежал мимо. Да, он прятал лицо в тени шляпы. Тем не менее, факты криком кричали: вот он, убийца с Хиззаца! Реакция Диего Пераля только подтвердила догадку. На Хиззаце убийца не заинтересовал помпилианцев: террафимский след, месть, дела чести и прочая ахинея. К колланту отношения не имеет, а значит, наплевать и забыть. Но теперь ситуация изменилась.
– Копай! – распорядилась Эрлия.
Без возражений Крисп схватился за лопату, взрывая рыхлый, богатый на добычу вирт. Задача оказалась простой, справился он за пять минут.
– Странно…
– Что именно?
– Чемпион, мастер спорта… Почему он подался в наемные убийцы?
Сквозь голосферу с информацией по Пшедерецкому, выставленную на половинную прозрачность, Крисп видел Эрлию, забравшуюся с ногами в кресло. Стараясь не пялиться лишний раз на эти ноги, столь же соблазнительные, сколь и недоступные, аналитик сосредоточился на деле.
– Деньги? – предположил Крисп.
– Вероятно. Хотя я вижу другой вариант.
– Какой?
– Возможность проверить себя в реальном поединке. Без нейтрализаторов, насмерть. Ты даже не представляешь, какие тараканы водятся у спортсменов в головах! В особенности, у профессиональных спортсменов, достигших пика высот. Впрочем, сейчас это несущественно.
– Существенно то, что объект его узнал.
– О да!
– И даже не подумал сообщить в полицию. Ни на Хиззаце, ни сейчас, на Китте.
