положении, в каком были вы?
Доктор Блатной пытался что-то объяснить. Но я разозлился и хлопнул трубкой. Тут же позвонил моей однокурснице и предложил ей прислать ко мне ее протеже.
На следующий день ко мне приехал молодой внешне действительно вполне симпатичный человек. Мы поговорили на общие темы. На меня он произвел благоприятное впечатление. Я попросил заведующего ортопедическим отделением одной из самых престижных в Израиле больниц взять этого врача на месяц в свое отделение с тем, чтобы дать ему затем необходимую для получения ришайона характеристику. Профессор любезно согласился.
Прошло чуть больше десяти дней. По своим делам я приехал в больницу. Во дворе, у входа в ортопедическое отделение столкнулся со старшим врачом, отличным специалистом и очень приятным человеком. Как и все врачи отделения, он относился ко мне более чем хорошо. Профессор, типичный американский либерал, по этому поводу пошутил, что ко мне его врачи относятся как к командиру, а с ним держатся запанибрата. Но сейчас меня насторожило даже то, как старший врач раскланялся со мной.
– В чем дело, Яков? – спросил я его.
– А что?
– Я почувствовал какой-то холодок в твоем отношении ко мне.
– Почувствовал? Понимаешь… Кого это ты нам подсунул?
– Я же предупреждал, что он не ортопед, а психиатр.
– Он не врач. Не врач, понимаешь?
– Пожалуйста, пригласи его ко мне.
Через несколько минут ко мне вышел молодой человек, которому я оказал протекцию. Я снова выяснил, где он учился и когда закончил университет.
– А сейчас я вам задам несколько вопросов по специальности.
– А если я вам задам несколько вопросов по специальности? – агрессивно ответил молодой человек.
– Пожалуйста. Кстати, я получил диплом тридцать лет назад, а вы всего лишь четыре года. Но это не имеет значения. Вопросы будут только по вашей специальности, только по психиатрии и относящейся к ней анатомии и физиологии. И вы тоже можете задать мне вопросы по вашей специальности.
Не понадобилось много времени, чтобы убедиться в том, что он действительно не врач. Он не смог ответить ни на один из заданных мной примитивных вопросов.
– Послушайте, как вы получили диплом. Кто вы? Чемпион по бегу? По шахматам?
Я вошел в кабинет профессора. К счастью, в этот момент там собрались все врачи отделения.
– Алекс, – начал я, – прости меня, пожалуйста. Я не проверил, кого я к тебе направил. Только что я убедился в том, что он действительно не врач.
– Уф, камень свалился с моего сердца. Понимаешь, Ион, это просто удача, что мои врачи стоят перед тобой по стойке смирно. Передо мной они так не стоят. А ведь не будь этого, они могли поверить слухам о том, что из России приезжают с купленными дипломами, что среди приехавших вообще нет стоящих врачей.
– Еще раз, Алекс, прошу простить меня. Обещаю тебе, если в будущем я обращусь с подобной просьбой, то только после тщательной проверки, после того, что буду уверен в том, за кого я тебя прошу.
Я уехал из больницы с тяжелым чувством, не понимая, как этому облаявшему меня проходимцу достался врачебный диплом. И только потом я вспомнил некоторых врачей, с которыми работал в Киеве. Сколько раз я возмущенно обращался с вопросом к коллеге с довоенным врачебным стажем:
– Объясните мне, как вы получили диплом? Вы что, сдавали экзамены бригадным методом? Вы же абсолютная невежда. Вы же на несколько земных диаметров не приближаетесь к медицине.
Можно представить себе врачебный, да и просто культурный уровень женщины лет на двадцать старше меня, если в сердцах я позволял себе такие оскорбления, да еще в ординаторской в присутствии врачей. Но поверьте, для этого были основания. Случалось это только, когда она совершала что-нибудь уже на грани преступления.
И еще два врача были у нас в больнице примерно на ее уровне. Чему же я удивлялся?
Ничего не только подобного, но даже приближающегося к этому, не могло быть у врачей, получивших дипломы на Западе. А у врачей, окончивших израильские университеты, теоретический уровень вообще высочайший.
Сострадание
Но делает ли такой теоретический уровень всех врачами в моем представлении об этой профессии? Можно поступить на медицинский факультет университета, имея очень высокий IQ. Можно с блеском сдать многочисленные экзамены – свидетельство приобретения знаний. Можно сохранить эти знания, имея хорошую память. Можно уметь думать, как не без ехидства заметил Оскар Аронович. Но даже все это не создаст врача, если у человека, получившего профессию медика, нет еще одного, вероятно, врожденного качества, наличие или отсутствие которого в настоящее время нельзя обнаружить у абитуриента, поступающего на медицинский факультет.
Знание и умение думать – два непременных качества, без которых вообще невозможно врачевание. Знания приобретаются в процессе учения. В усвояемости их и запоминании не может быть сомнений, если учесть, что на медицинский факультет могут попасть только сплошные гении, как шутя квалифицируют их студенты других факультетов. Умение думать в большей или меньшей мере функция времени. Шесть с половиной лет специализации после получения врачебного диплома, которые завершаются очень серьезными письменными экзаменами, позволяющими получить диплом специалиста, общение с опытными коллегами, анализ собственных ошибок при лечении многих сотен и даже тысяч больных. Короче говоря, два необходимых врачу качества можно приобрести. Но достаточно ли этого, чтобы стать хорошим медиком?
Мы уже жили в Израиле около двух лет. В среде ортопедов меня узнали довольно быстро. Старые, еще киевские пациенты продолжали распространять слухи (иногда легендарные, не совсем соответствующие действительности) о своем враче. Постепенно к ним присоединились мои новые, израильские пациенты. Жили мы в ту пору в Рамат-Гане, рядом с Тель-Авивом.
Однажды мне позвонили из Иерусалима родители шестнадцатилетнего мальчика, болевшего пузырчаткой. В течение тринадцати месяцев его лечил кортикостероидами видный иерусалимский профессор-дерматолог. Грамотно лечил. Но в результате этого лечения наступило тяжелейшее осложнение – выщелачивание из костей минеральных веществ – кальция и фосфора, что привело к перелому тел нескольких позвонков. В этом абсолютно нельзя обвинить дерматолога. Он спасал жизнь своего пациента, в данном случае не считаясь с возможностью осложнения.
Мальчик тяжко страдал от болей. Каждый проезжавший по улице автомобиль словно проезжал по его сломанным позвонкам. Родителям мальчика рассказали, что я владею каким-то методом, способным успокоить боли и убыстрить сращение отломков костей. Родители понимали, что это непросто приехать из Рамат-Гана в Иерусалим, что одна дорога занимает уйму времени – все-таки семьдесят с лишним километров, но они очень просили меня не отказать в этом визите.
Пузырчатка! Pemfigus vulgaris! Я ехал в автомобиле и думал о двух больных пузырчаткой, о единственных больных этой страшной болезнью, которых мне пришлось видеть в своей жизни.
Тогда я учился на четвертом курсе. На кафедре кожных болезней нам продемонстрировали двух больных пузырчаткой. Мужчина лет пятидесяти и двадцатилетняя девушка лежали в одной палате, перегороженные простыней. Вся их кожа была покрыта пузырями, словно после ожога. В таком же состоянии была слизистая рта, которую можно было увидеть. Ассистент сказал, что вся остальная слизистая в таком же состоянии. Они умирали. Профессор, заведовавший кафедрой кожных и венерических болезней,
