Я дразнить ее пробовал. Ты что, старую дурынду Сили любиш, что ли? говарил я ей. Она же уродина да еще к тому же костлявая как смерть и вобще тебе в подтирки не годится. И даже трахаться не может.
Зачем только и сказал? А с чево ей и уметь, Шик мне говорит. Ты как кролик запрыгнул да спрыгнул. Плюс к тому, Сили мне сказала, не моешься ты. И носом повела.
Мне хотелось тебя убить, говорит мне Мистер __, я и в самом деле тебя тогда пару раз огрел. Никак не мог в толк взять, почему вы с Шик ладите друг с другом, и ужас как бесился. По началу, когда она тебя задирала да обижала, энто мне было понятно. А потом началось. Как на вас ни посмотрю, вы все друг другу волосы причесываете, и тут уж я стал тревожиться.
У ей еще есть к тебе чувство, говорю я ему.
Ну да, говорит он, как к брату.
Што в том плохого, говорю я. Разве ее братья ее не любят?
Клоуны они, говорит он. Такие же дураки, как я когда-то был.
Всем надо как-то начинать, а откудова и начинать, как не с себя.
Мне в правду жаль тебя, што она тебя бросила, Сили, говорит он мне. Я помню, каково мне было.
И тут он протянул руки, старый черт, и обнял меня. И замер, а как у меня шея устала, я ему голаву на плечо положила. Ну вот, подумала я, два старых дурня, обломки счастья, осколки жизни, жалко им стало друг друга в звездный вечер.
В другой раз он меня про детей про моих взялся расспрашивать.
Я ему стала про одежду рассказывать, как ты мне писала, будто нос ют они длинные рубахи, типа платьев. В тот день он заявился ко мне узнать, чево такого особенного в моих брюках, и почему их все носят. Я шила как раз.
Они всем подходящие, сказала я ему.
Мужикам с бабами не положено в одинаковом ходить. Брюки мужская одежда.
Я ему говарю, Сказал бы ты такое африканским.
Что сказал? спрашивает. В первый раз заинтресовался, как в Африке люди живут.
Люди в Африке носют чево в жару гоже, говорю я ему. Ясно дело, у миссионеров свои понятия. А африканские, коли их не трогать, саму малость на себя надевают, а иногда наоборот, так Нетти пишет. Однако хорошее платье в почете и у женщин и у мущин.
Рубаха, ты сказала.
Рубаха, платье, какая разница, главное што не портки.
Ну и ну, говорит, разрази меня гром.
И еще в Африке мущины шьют.
Шьют? он меня переспрашивает.
Ну да, говарю. Они чай не такие отсталые, как наши мужики.
Я в детстве-то бывало шивал. Мать шила, ну и я за ней. Потешалися надо мной люди-то. А мне ндравилось, шить-то.
Ну а нынче никто над тобой смеяться не будет, говарю ему. Помоги-ка мне карманы состегать.
Да я и не знаю как, говарит.
Ништо, говарю, я тебя научу.
И научила.
Вот теперича мы вместе и шьем, разговоры разговариваем да трубки покуриваем.
Представь, говорю я ему, в тех краях, где Нетти с детьми живет, люди верют, будто белые произошли от черных.
Да неушто, говорит он. Якобы ему интересно, но на самом-то деле он смотрит только, как бы ему следующий стежок поровнее сделать.
У местных Адаму даже другое имя было дадено. Прежние-то миссионеры учили их про Адама. Но они-то знают, сказали деревенские, кто на самом деле был Адам, и знают давно.
И кто же он был? Мистер __ спрашивает.
Первый белый человек. Но не первый человек. У них нет таких безумцев, сказали они, которые смеют утверждать, будто знают, кто был первый человек. Первово белово все заметили, потому как он был белый.
Мистер __ нахмурился, взял нитку другого цвета, вдел в иголку, лизнул палец и завязал узелок.
Так вот, африканские говорят, будто все люди до Адама были черные. Но вот как-то у одной бабы, которую они тут же, кстати сказать, убили, родился ребенок без цвета. Сначала они даже подумали, она объевши чем. Но потом еще один родился, уже у другой. А потом и близнецы пошли. Они принялись убивать всех белых младенцев и всех близнецов. Так что Адам даже первым белым не был. Он был первым белым, кто в живых остался.
Мистер __ тут на меня взглянул и призадумался. Вообще-то он недурен собой, если приглядеться. Тем паче теперь, когда лицо у него стало чувства выражать.
Ну так вот, продолжаю я, у черных людей до сих пор бывает что альбиносы рождаются. А штобы у белых черные рождались, таково никго не слыхал, ежели, конечно, черный мужичок не постарался. А в те времена белые и не знали про Африку.
Народ олинка слыхивал от белых миссионеров про Адама и Еву, и как змей Еву провел, и как Бог их из рая вытурил. Очень им это было любопытно, они-то, как своих белых детей выгнали, и думать про них забыли. Нетти пишет, африканцы, они такие, с глаз долой из сердца вон. И еще они не любят ничево странново, им надо, штобы все кругом были одинакие. Белые бы там не зажились. Она пишет, похоже, что африканские выгнали белых олинка за их чудной вид. А нас продали в рабство за чудное поведение. Всё мы делали не так и сами были какие-то не такие. Сам знаешь этих ниггеров. И в наше то время нет на них закона. Каждый сам себе голова.
И знаеш что? Когда миссионеры сказали людям олинка, будто Адам с Евой были голые, те со смеху только покатывались, да еще они их заставляли одежду носить. Они пытались втолковать миссионерам, что они, олинка, и выгнали белых детей из деревни, потому што те были голые. В ихнем языке слово белый означает голый. Сами они закрыты цветом. Поэтому не голые. А посмотришь на белово, сразу ясно, голый, так они говорят. А черные люди не могут быть голые, потому как они не белые.
Хм, говорит Мистер __. Нехорошо они сделали.
Именно. Олинка енти выгнали собственных детей за то, што они были чуть-чуть другие.
Поди, они и сейчас там безобразничают.
Ох, судя по тому, что Нетти пишет, нету у них там порядка, у африканских у ентих. Знаеш, в Библии сказано, какое дерево, такие и плоды. И вот еще. Знаеш, кто у их змей?
Мы, понятное дело, говорит Мистер __.
Верно, говорю я. Белые ужас как разозлились, што их выгнали да еще голыми обозвали, вот они и поклялись давить нас при каждой встрече, как ежели мы змеи.
Ты так понимаешь? Мистер __ спрашивает.
Так люди олинка говорят. И еще говорят, будто знают, што было до рождения первых белых детей и што будет потом. Они знают ентих своих детей, и говарят, будто они друг друга перебьют, столько в них еще злости осталось с тово раза. И других будут убивать, у которых цвет не такой. И столько они на земле всяких людей убьют, и цветных тоже, што все их возненавидят, как они нас сейчас ненавидят. И тогда они станут новым змеем. И все, которые хоть чуточку другово цвета, будут их давить, едва завидев, как они нас нынче давят. И так будет длиться вечность, говорят олинка. Только раз в миллион лет на земле будет случаться беда, и люди будут менять свой вид. Почем знать, может, две головы у них вырастут, и тогда одноголовые прогонят двухголовых куда подальше. Но не все олинка так думают. Некоторые считают, што когда самые наибольшие белые исчезнут с лица земли, то, штобы никто никово за змея больше не держал, только и останется всех считать божьими детьми или детьми одной матери, пусть хоть как они выглядят и што делают. И знаешь еще чево про змея?
Чево? он спрашивает.
Народ олинка ему молится. Неизвестно еще, говорят, может энто предок какой, ну и во всяком случае змей самое умное, чистое и ловкое существо на свете.
Энто же надо, Мистер __ говорит, Им, наверное, время некуда девать, знай себе, сидят да думают.
Нетти говорит, думать они мастера. Только они привыкшие думать про тысячи лет, а один год для них пережить целая история.
Ну и как же они назвали Адама?
Вроде Оматангу, говорю я. Означает неголый человек. Он был один из первых, который знал, кто он такой. И до нево было много людей, которые тоже были люди, но только не знали, кто они. Сам знаш, сколько времени некоторые мужики ушами хлопают и ничево вокруг не видют.
Я-то точно не замечал, что с тобой времячко можно хорошо провести. И засмеялся.
Он, конешно, не Шик. Но с ним уже можно поговорить.
