– Так что, с тобой можно, наконец, разговаривать? Вытри лицо, ты Бог знает на кого похожа.
Она послушно достала из сумки платок и вытерла щеки и глаза.
– Как тебя зовут?
– Жанина.
– Сколько тебе лет?
– Восемнадцать. Вы не инспектор полиции?
– Нет, -сказал он. Ему показалось удивительным, что она говорила ему “вы”, как ему вообще казалось странным все ее поведение.
– Отчего ты плакала?
Она первый раз за все время прямо посмотрела на него. У нее были печальные и серьезные глаза, в глубине которых застыло выражение далекого страха. Она пожала плечами и ответила:
– Если я вам скажу правду, вы мне не поверите.
– Как ты это можешь знать заранее? Она опять пожала плечами и сказала:
– Вы должны были быть моим первым клиентом.
– Что? – с изумлением спросил он. – Первым клиентом? Это правда?
– Видите, я вам сказала, что вы мне не поверите.
Они подъезжали к мосту Альма. Он остановил автомобиль и расплатился с шофером. Держа ее под руку, – она была на голову ниже его, – он перевел ее через площадь, подошел к стоянке такси, сел в последнюю машину и дал шоферу свой адрес. И когда автомобиль двинулся, он подумал, что, если бы еще час тому назад ему сказали бы, что он ответит на обращение проститутки и повезет ее к себе, он пожал бы плечами и решил бы, что человек, который это говорит, – сумасшедший.
– Куда вы меня везете? – спросила она и, не дождавшись ответа, прибавила:
– Впрочем, мне все равно. Я вас больше не боюсь.
– Мы едем ко мне, в мою квартиру, – сказал Роберт.
– Вы богатый?
– Да, – неохотно сказал он.
Она покачала головой и ничего больше не сказала.
Такси остановилось перед двухэтажным особняком. Роберт жил во втором этаже. Квартира первого, давно и наглухо запертая, принадлежала старому голландцу, который жил в Америке и уже несколько лет не приезжал в Париж. Роберт отворил железную калитку небольшого сада перед домом и нажал на кнопку справа от входа. На первой площадке лестницы зажегся электрический стеклянный факел, который держала в руке голая бронзовая женщина. Ему давно хотелось убрать ее оттуда, но он не имел права этого делать: бронзовая женщина была собственностью голландца. Они поднялись по белой лестнице на второй этаж. Роберт отворил дверь и машинально, не думая ни о чем, пропустил Жанину вперед. Она с удивлением посмотрела на него.
Он провел ее в кабинет. Она внимательно рассматривала все – стены, картины, полы, кресла. Потом она повернула к нему свое чутьчуть угловатое лицо и сказала:
– Я никогда не видела таких вещей нигде, кроме как в кинематографе. Это ваша собственная квартира?
Роберт улыбнулся. Она стояла посреди комнаты, теребя в руках сумку. Он усадил ее в кресло, сел против нее, предложил ей папиросу, – она с жадностью закурила, – и сказал:
– Ну, теперь расскажи мне все, что ты можешь рассказать о себе. Только не надо врать, это бесполезно.
– 0 нет, – сказала она, – я не буду врать. Я скажу вам все. Я из очень бедной семьи. Мой отец был венгр; он давно умер. Моя мать француженка, она была поденщица. Она умерла три месяца тому назад. Я родилась в Париже, мы жили на rue Dunios.
– Где это, rue Dunios?
– Она выходит на Boulevard de la Gare.
– Да, верно, – сказал Роберт, – я ее теперь вспоминаю.
И он действительно вспомнил, как однажды, несколько лет тому назад, он был вместе с отцом на этой улице. Они осматривали там сахарный завод, на котором работали темнолицые, оборванные арабы. Он увидел перед собой эту узкую улицу с низкими домами, окна, заткнутые тряпками, и длинную ее перспективу неправдоподобной мрачности. Он закрыл на секунду глаза, и весь этот район возник в его памяти – район, который он потом обходил пешком: Boulevard de la Gare, rue du Chateau des Rentiers, rue Dunois, rue Chevaleret, rue Jeanne D’Arc – и внизу, на набережной Сены, грязные кафе, татуированные прохожие, неряшливые, простоволосые женщины – та парижская беднота, о которой ему как-то сказал отец:
– Я знаю ее хорошо, я сам из нее вышел. Я с тобой согласен, что это чудовищно и несправедливо и что эти люди заслуживают более человеческих условий существования. Да, да, я все это знаю. Но я не думаю, чтобы это могло быть изменено.
– Продолжай, – сказал Роберт, обращаясь к Жанине. – Расскажи мне, как ты попала на rue St.Denis и почему я должен был стать твоим первым клиентом.
Она опять прямо посмотрела на него, и он заметил, что ее зрачки расширились и мгновенно сузились снова. Она ни разу до сих пор не улыбнулась ему.
– Когда моя мать умерла, – сказала она, – у меня совсем не было денег и я продолжала свою работу.
– Что ты делала?
– То же, что она, я была поденщицей. Но я скоро ушла с этого места.
Роберт ожидал классического продолжения: хозяин к ней приставал, она оттолкнула… Но он ошибся. Жанина сказала, что ее обвинили в краже денег, вызвали в полицию и долго допрашивали.
– Они всё уговаривали меня сознаться, – сказала она, пожав плечами. – Я им ответила, что не могу сознаться в том, что я не делала.
К счастью для нее, деньги нашли у сына хозяина, молодого человека двадцати лет, и ее отпустили. После этого она поступила на бумажную фабрику. Потом, однажды вечером, подруги уговорили ее пойти в дансинг.
– Где именно?
Она объяснила: дансинг находился недалеко от Больших бульваров, на улице, пересекавшей rue St.Martin. Там она познакомилась с Фредом. Когда она произнесла его имя, на ее лице опять появилось то выражение страха, которое так поразило Роберта на rue St.Denis. Он пошел ее провожать, потом вошел в ее комнату, раздел ее – и в ту же ночь она перестала быть девушкой.
– Он тебе нравился? – спросил Роберт. Ему почему-то нужно было сделать усилие, чтобы задать ей этот вопрос.
– 0, нет, – поспешно сказала она. – Но я его боюсь. Его все боятся. Он страшный.
– И что же было дальше?
– Он сказал, чтобы я взяла расчет на фабрике, и отобрал у меня деньги. Потом он объяснил, что я буду работать, а он будет меня кормить и содержать. У него уже есть две женщины, кроме меня. И вот сегодня вечером я должна была начать работу.
Роберт вспомнил узкоплечего человека в сером костюме.
– Так это был он – в сдвинутой набок шляпе? Это он стоял сзади тебя?
Она утвердительно кивнула головой. Роберт молчал, сидя в кресле и задумавшись. Был первый час ночи, в квартире стояла полная тишина. По тихой улице изредка проезжали автомобили, и через отворенное окно был слышен легкий звук их шуршащих шин. Все было просто, как в уголовной хронике: Жанина, восемнадцать лет, горничная, обвинение в краже, очередной сутенер, rue St.Denis, – и заранее предопределенная судьба – тротуар, болезнь, тюрьма, больница, опять тротуар, опять больница, потом анонимная смерть, труп Жанины в морге, потом вскрытие. Больше ничего.
– Больше ничего, – повторил он вслух. Жанина сидела против него. На ее лице было выражение усталости. Он поднялся с места и сказал:
– Ну, хорошо, мы еще поговорим обо всем этом.
– Я скоро должна вернуться, – сказала она, не поднимая глаз.
– Куда?
