мертвое тело, в осмотре которого ему довелось участвовать, оказалось трупом мужика, повесившегося самостоятельно, по причинам, которых Алексей так никогда и не узнал. Матерые волчары-сыщики, прихватившие «для науки» с собой зеленого щенка-«летеху», после молниеносного, как тогда ему показалось, осмотра вынесли вердикт: «Самоубийца. Никакого криминала», и группа отбыла восвояси, оставив «головняк» местному участковому.
Алексей тогда смотрел на пустой сосуд, оставленный жизнью и душой, и, по правде говоря, не испытывая особенного шока. Да и потом… Нет, впоследствии доводилось наблюдать зрелища куда более кровавые и шокирующие, но… Что интересно – в памяти неотвязно оседали почему-то не раны и кровь, не мертвые лица и потухшие глаза, а какие-то, на первый взгляд, не самые жуткие подробности – вроде сандалика, свалившегося с неестественно вывернутой ножки девочки, валявшегося на грязном полу подвала. Той самой девочки, с которой и начался для старшего опера Лехи путь к полному и окончательному крушению его сыщицкой карьеры.
Этого подонка Алексей запомнил бы на всю жизнь – даже если бы тот не стал последним из тех, по чьему кровавому следу ему довелось идти. Начиналось-то все с «обычного» выезда на место преступления – детский труп в подвале банальнейшей панельной девятиэтажки обнаружила дворничиха, бдительно среагировавшая на открытую дверь, куда самолично не так давно вешала новенький замок. Когда жертва ребенок, это всегда – страшней некуда. Тут не спрячешься за выработавшиеся в «убойном» способы психического самосохранения – привычный сыщицкий цинизм и способность не пускать увиденное «в себя». Такое ломает все защитные преграды в мозгах и в душе – если, конечно, в тебе еще осталось что-то от нормального человека. И тем не менее сквозь заволакивающую сознание багровую ярость от увиденного мелькнуло сугубо профессиональное: «Только бы не серийник!» Ну да, как же… Не с нашим счастьем.
Детские трупики пошли чередой. Серия, да еще какая серия! Менялся почерк – способ убийства (вместо удушения в первых трех случаях, гад начал кромсать свои жертвы так, что кровью заливало все вокруг), место (подвалы после опять-таки первых эпизодов сменились на заброшенные дома или помещения в давно разграбленных и всеми оставленных «промзонах»). Мало того – на местах убийств сыщики начали натыкаться на какую-то, похоже, кровью жертв намалеванную мазню: непонятные, но явно зловещего вида символы, пентаграммы и тому подобную мерзость. «Совсем мозгами поехал! В сатаниста играется, тварь», – такой вывод сделали большинство из тех Лехиных коллег, кому довелось повидать все эти ужасы воочию. Вот только… А игра ли это была?! Ни за что и нипочем Алексей не стал бы делиться этими мыслями даже с теми из коллег, с кем отношения его были более чем доверительными. Ну, разве что, если б уж пришла охота окончательно приобрести репутацию сумасшедшего. И так уже доводилось в свой адрес слышать: «планочник», «обезбашенный», «контуженый» и тому подобные «лестные» эпитеты. Когда – в спину, шепотом, а когда и в лицо. В высоких начальственных кабинетах, естественно.
И все-таки… Будь он все еще желторотым первогодком, попавшим на первые свои «мокрухи», можно было бы списать на шок и тому подобное. Так ведь нет – осматривая не первые и даже не сто первые за свою службу места преступлений, Алексей совершенно явственно ощущал там присутствие зла. И не того, что, скажем откровенно, стало уже где-то привычным и обыденным, будучи четко расписано по статьям Уголовного кодекса и намертво вбито в отшлифованные пункты оперативно-розыскных мероприятий, а именно что Зла. Такого, при соприкосновении с которым чувствуешь приближение к тьме и пустоте, коим нет ни названия, ни описания, и на место обычного, замешанного на приземленном инстинкте самосохранения страха приходит такой глубинный ужас, что, кажется, сама душа твоя обрывается и ухает в никуда… Впрочем, как уже сказано было выше, ни с кем даже заикнуться о подобных ощущениях и впечатлениях Алексей не рискнул бы ни в жизнь. Не тот случай.
А потом все закончилось. Внезапно. Вдруг. И совсем не так, как думалось… Вот просто раздался телефонный звонок, и некто (чей номер так и не смогла зафиксировать специально установленная именно для этого хитрая аппаратура) спокойным и даже где-то монотонным голосом поведал – где именно надо искать того, в поисках кого давно сбились с ног все опера города. Идите – и возьмите… Группа, на задержание не то что выехала, а вылетела немедленно – не успели еще умолкнуть гудки в положенной на рычаг трубке. И конкурс на место в ней был почище, чем на кресло в парламенте во время выборов. Но тут в плюс Лехе как раз сыграла его молодость, одним из бонусов имеющая, естественно, отменные физические кондиции. Дурных иллюзий относительно того, что «клиент» при виде милицейских «корочек» упадет, рыдая от раскаяния, на колени и томно протянет руки под «браслеты», не строил, естественно, никто. От подобного гада, да к тому же, по всеобщему мнению, совершенно и окончательно сбрендившего, ожидать можно было чего угодно. Так что на подсказанный таинственным анонимом адрес выдвигались, экипировавшись «по-взрослому»: «броники», пусть и легкие, носимые под курткой, табельное оружие. Кто-то не поленился даже прихватить кургузый огрызок АКСУ. Мало ли…
Самое интересное, что ничего из этого сыщикам не понадобилось. Душегуб (и вправду оказавшийся точно по указанному адресу) встретил ввалившихся в его дом сыскарей не беглым огнем или острым лезвием клинка. Он встретил их смехом… Вот эта ржущая, откровенно забавляющаяся образина и стояла перед глазами у Алексея по сей день. «Жалкие черви!» «Ходячее мясо!» «Вы пришли брать меня – ну так берите! Все равно ничего вы
