Слай давно бы уже отправился в космос – как его отец, как поколения предков, выросшие на Беории, словно в питомнике для пилотов, если бы не одно «но»: мама была против. Очень против. Она так и не вышла замуж, посвятив жизнь маленькому сыну, и воспитывала его – как могла – на протяжении более двадцати лет.
Школа, колледж – само собой, с уклоном в навигацию, это же планета пилотов, не просто так! – а потом… бесконечная вереница фирм и фирмочек, в которые мать засовывала своего непутевого сына.
Сколько их было, этих фирм? Слай уже сбился со счету. Фирмы, торгующие металлом, комплектующими к звездолетам, к видонам, к гравибусам, к… да черт-те к чему! Офисы, рожи – все слилось в бесконечный серый поток будней, захлестывающий, как приливная волна красной луны, оставляя после себя копошащиеся на берегу мертвые мечты и планы, все больше и больше затягивающиеся глухим илом быта.
Нет, он не винил мать и даже не собирался ее ненавидеть, как это принято у молодого поколения, с каждым годом становящегося все отвратительнее и гаже – по крайней мере со слов пожилых беорийцев. Он любил мать. Кроме нее, в этом злом мире у него, если разобраться, больше никого и не было. Однако Слай предпочитал жить не дома, а на съемной квартире, чтобы совершенно не утонуть в удушающей материнской любви, доводящей до исступления, до бешенства, до безумия, когда хочется разбить о стену видон… или голову, когда хочется обругать, нахамить любимой мамочке, в очередной раз требующей что-то съесть или надеть – а то напечет голову или продует.
Как только Слай заработал первые деньги – он съехал из материнской квартиры под причитания, слезы и жалобные крики мамули, с трудом удерживая себя от того, чтобы не вернуться назад. Привычка, что поделаешь?
Впрочем, иногда он жалел об этом шаге, особенно когда оставался один долгими выходными днями, когда хотелось услышать хоть кого-то родного, того, от кого не ждешь пакости, удара в спину.
Но проходили выходные, наступали будни, и снова засасывала серая рутина – разговоры, разговоры, разговоры… когда мечталось забиться в нору и не видеть ни одной примелькавшейся рожи, чертовски надоевшей в этом клятом – до самого маленького пятнышка на столе – знакомом офисе.
И вот – в очередной раз все кончилось. И вот – очередное пробуждение. После потери работы…
Дзззз… Дзззз… Дзззз…
Слай протянул руку и шлепнул ладонью по неубиваемому видону, в который он вчера мстительно налил хорошую порцию галюцина.
«
Видону, само собой, галюцин навредил так же, как пушки беорийского крейсера беаргскому линкору, то есть никак. Эти пакостные аппараты делали на века – только бытовым аннигилятором можно уничтожить. Или сунуть под удар корабельной пушки.
Видон мгновенно отсканировал ладонь хозяина, и над кроватью возникло голубое окно с виртуальными окнами управления. Слай ткнул в окошко громкости, дзыканье прекратилось, и комнату наполнил голос мужчины, бархатный, красивый, какие бывают у актеров, адвокатов и высококлассных мошенников, впаривающих людям то, что им совершенно не нужно, – например, поганые печенья из клубней, произрастающих на полях тупых ренаков.
Из первых же слов мучителя, поднявшего Слая в такую рань, да еще в выходной день, понял: это был худший вариант мутации человеческого рода – стряпчий. Стоит попасться этим прожорливым гадам в их потные руки – разденут, разуют, по миру пустят с голым задом, да так, что ты еще и будешь благодарен за то, что оставили в живых, и только лишь разорили. По крайней мере так говорила мама, имевшая дело с одним стряпчим, который выбивал для нее законную пенсию по потере кормильца от Империи, что, как всегда, наплевала на героя, грудью вставшего на защиту денежных потоков, идущих из провинции в карманы богатеев, обступивших трон Императора Земной империи. Тот стряпчий едва не разорил маму, содрав с нее такие деньги, что она расплачивалась за услуги жадного адвокатишки несколько лет подряд.
– Господин Слай Драгон Донгар?
– Ну, я! – невероятно приветливо ответил Слай, не сомневаясь, что стряпчему плевать, каким тоном говорит его клиент – ведь если бы не зачуял запах денег, звонить бы не стал.
– Замечательно! – бархатным голосом ответствовал человек, выходя в трехмерное пространство. До этого внизу голубого экрана пульсировала надпись: «Доктор юриспруденции, магистр Беорийского университета, Даком Стратум-Младший». – Господин Слай Драгон…
– Можно просто «Слай», – буркнул, с тоской думая о том, что разговор затянется и Слай еще не скоро сумеет доползти до кухонного доставщика, чтобы получить порцию холодной газированной минералки. Голова трещала так, что казалось – она сейчас взорвется, будто атомная торпеда.
– Господин Слай, у меня к вам важный разговор! Вы не могли бы перейти в трехмерность, чтобы мы могли удобно обсудить наши дела?
– Какие, к черту, дела?! Нет у меня никаких дел! – И тут же с ненавистью заподозрил: – Что, «Вкусные Чрипсы Пельцера» прислали? Чего они там надумали, твари? Навесить мне какой-нибудь долг за испорченный стол? Или продавленный пол?
Слай уже имел печальный опыт в данном направлении, так что его подозрения не были абсолютно беспочвенны.
– Чего вам надо, стряпчий? Говорите и валите отсюда! Я сегодня не в настроении!
– Я слышу, что вы не в настроении, но никаких пельцеров я не знаю и вообще хотел обрадовать вас! – Голос адвоката сделался еще более бархатным, обволакивающим, как Живое Одеяло из южных джунглей – сжирает тебя заживо, а ты только нежишься, представляя, будто находишься в объятиях молодой белокожей красотки.
