Те, что подвергались Перезагрузке, будучи взрослыми, не справлялись со своим новым рождением, только молодежь развивалась нормально и сохраняла рассудок. Правда, я знал это лишь в теории, потому что никогда прежде не видел рибута старше двадцати. Все они «загадочным образом» исчезали из филиалов КРВЧ, не достигая этого возраста. Я догадывался, что корпорация либо убивала их, либо проводила над ними опыты. Нам с Рен было по семнадцать, и если бы мы не убежали, то нам осталось бы меньше трех лет жизни.
– Здравствуйте, – сказал незнакомец.
Скрестив руки на груди и склонив голову набок, он бегло осмотрел толпу, после чего взгляд его остановился на Рен.
– Привет. – Рен быстро оглянулась на меня и снова повернулась к незнакомцу. – Мм… меня зовут Рен. Сто семьдесят восемь.
Он отреагировал так же, как все. Глаза расширились. Спина распрямилась. Даже здесь номер Рен вызывал уважение. Меня это постоянно бесило – как будто без номера она ничего не значила!
Рен показала запястье, и мужчина шагнул ближе, чтобы лучше рассмотреть выбитый на нем номер и штрих-код. Я торопливо накрыл ладонью свой номер, мечтая когда-нибудь свести проклятую татуировку. Считалось, что чем выше номер, тем более стремительный, сильный и бесчувственный получается рибут. Однако я был уверен, что КРВЧ нарочно кормила нас этими байками, на которые рибуты с готовностью купились. Ведь все мы были людьми до того, как умерли и возродились в виде рибутов. Я не понимал, какую роль играло количество минут, проведенных в состоянии смерти.
– Михей, – представился мужчина. – Сто шестьдесят три.
Я был впечатлен. Выше, чем у Рен, в Розе ни у кого номеров не было, и я не думал, что кто-нибудь может подобраться так близко. Следующим после нее шел тот парень, Хьюго, а ведь был только Сто пятьдесят.
Михей поднял руку. Чернила на его татуировке выцвели больше, чем у Рен, и я не сумел разглядеть номер издалека. Но Рен склонила голову и посмотрела на него тем ничего не выражающим взглядом, которым всегда удостаивала тех, кому не хотела открывать свои мысли. У нее получалось.
– Вижу, ты привела с собой друзей, – улыбнулся Михей.
– Мы… – Рен выискала в толпе Адди и указала на нее. – Мы с Адди проникли в остинский филиал и выпустили всех рибутов.
Адди сняла шлем, и ветер тут же взметнул ее темные волосы. Она спряталась за рибута повыше, словно не хотела признаваться в этом подвиге. Ее можно было понять. Ведь ни о чем таком она и не помышляла. Просто Рен спасла ее, заключив сделку с ее отцом, офицером КРВЧ, в обмен на помощь мне и самой Рен. Адди попросту повезло вскочить на подножку.
Улыбка Михея увяла. С невыразительным лицом он снова оглядел толпу.
– Вот это, – ткнул он пальцем, – весь остинский филиал?
– Да.
– И вы всех выпустили?
– Да.
Задержав взгляд еще на секунду, он вдруг порывисто шагнул к Рен и взял в руки ее лицо. Она вздрогнула, и я подавил острое желание сообщить ему, что только тупица может дотрагиваться до Рен без ее разрешения. Он убедится в этом сам, если она решит, что ей не по вкусу такие вольности.
Я смотрел, как он чуть ли не целиком накрыл ладонями ее щеки и вперился в нее взглядом.
– Ты мой новый кумир.
«Да, чувак, становись в очередь».
Рен рассмеялась, высвободилась и отступила на шаг. Потом быстро глянула на меня, словно спрашивая: «Ну что, доволен, что сдал меня этому типу?» Я ухмыльнулся, выступил вперед и протянул ей руку. Она переплела свои пальцы с моими.
Михей чуть попятился и обратился ко всем:
– Что ж, заходите! Добро пожаловать!
Послышались радостные возгласы, все вдруг разом загалдели.
– Маячки мы уже удалили, – сообщила Михею Рен. – Как только вылетели из Остина.
– Да это не важно, – фыркнул он.
Не важно? Я ошеломленно нахмурился и увидел такое же выражение на лице Рен, но Михей уже вступил в беседу с оравой нетерпеливых юных рибутов. Он повел их к воротам, но, когда я тронулся следом, Рен придержала меня за рукав.
Она явно нервничала, хотя я и не сразу научился распознавать это. Когда Рен волновалась, дыхание ее слегка учащалось, а в глазах, внимательно смотрящих вперед, появлялась едва заметная тревога.
– Все нормально? – спросил я.
Мне тоже стало не по себе. Когда нервничала Рен, я тоже нервничал.
– Да, – сказала она тихо, хотя ее тон означал совсем иное.
Я знал, что, в отличие от меня, Рен не стремилась в эту резервацию. Она не раз говорила, что непременно осталась бы в КРВЧ, если бы мне не угрожала ликвидация. Я не мог этого понять, и только теперь до меня дошло, что, возможно, она не просто убедила себя в том, что была счастлива в
