огляделся, втайне гордясь тем, что на нашу скромную вечеринку пришло тридцать человек.
– Значит, по-твоему, вспышка на Солнце планету не уничтожит? – Чак, лежащий в шезлонге, удивленно поднял брови.
Из-за южного акцента даже самые страшные слова в его устах звучали словно песня, а сам он – в рваных джинсах и майке «Ramones» был похож на рок-звезду. Образ дополняли карие глаза, насмешливо глядящие из-под копны светлых волос, и двухдневная щетина.
– Именно эту тему я и прошу тебя не поднимать.
– Я просто хотел…
– Ты всегда говоришь о катастрофах. – Я закатил глаза. – А мы только что пережили один из самых удивительных переходных периодов за всю историю человечества.
Я потыкал в сосиски, и над грилем снова взметнулись язычки пламени.
Тони, один из наших консьержей, стоял рядом со мной – в рабочей одежде и галстуке, но, по крайней мере, без пиджака. Плотный смуглый итальянец, такой же коренной житель Нью-Йорка, как и старые «Доджерс», – и его акцент не давал вам об этом забыть. Он всегда готов прийти на помощь и обладает неисчерпаемым запасом шуток. Люк, как и большинство людей, влюбился в Тони с первого взгляда: каждый раз, когда мы спускались на первый этаж, мой сын выпрыгивал из лифта и с радостными воплями мчался к стойке Тони. Тот испытывал к нему столь же теплые чувства.
– За последние десять лет родилось более миллиарда людей. – Я оторвал взгляд от сосисок и посмотрел на Чака. – Все равно что каждый месяц появляется новый Нью-Йорк. Население никогда еще не росло с такой скоростью – и никогда не будет так расти.
Для пущей важности я помахал щипцами в воздухе.
– Конечно, были и войны, но ни одного крупного конфликта, а это кое-что да значит. – Я выдержал паузу. – Человечество взрослеет.
– Этот миллиард пока что из бутылочки сосет, – заметил Чак. – Подожди лет пятнадцать, когда они все захотят обзавестись автомобилям и стиральными машинами. Тогда и посмотрим, сильно ли мы повзрослели.
– Уровень нищеты в мире – в неизменных ценах, в расчете на душу населения – за последние сорок лет снизился вдвое…
– При этом каждый шестой американец голодает, а большинство плохо питается, – перебил меня Чак.
– И кроме того, год или два назад – впервые в истории, – продолжил я, – население городов превысило сельское.
– По-твоему, это хорошо?
Тони с улыбкой посмотрел на нас с Чаком, покачал головой и хлебнул пива. Такие поединки между нами он видел уже не раз.
– Конечно, хорошо. Городская среда расходует гораздо меньше энергии.
– Вот только город – не среда, – возразил Чак. –
– Которую мы спасаем, обитая в городах, – указал я на него щипцами.
Переведя взгляд на гриль, я заметил, что жир, капающий с сосисок, вспыхивает, и языки пламени лижут куриные грудки.
– Я хочу сказать одно: когда все рухнет…
– Когда террорист нанесет по США ядерный удар? Взорвет электромагнитную бомбу? – Я поменял местами куски мяса на гриле. – Или когда на волю вырвется боевой супермикроб?
– В любом из этих случаев, – кивнул Чак.
– Знаешь, чего нужно опасаться?
– Чего?
Не нужно было давать ему новых поводов для беспокойства, но удержаться я не мог – я ведь только что прочел на эту тему статью в журнале.
– Кибератаки.
Оглянувшись через плечо, я увидел, что приехали родители моей жены. Желудок сжался в комок. Я бы многое отдал за то, чтобы сделать отношения с тестем и тещей более простыми… к сожалению, не все здесь зависело от меня.
– Слышали про «Ночного дракона»? – спросил я.
Чак и Тони пожали плечами.
– Пару лет назад в компьютерах, которые управляют нашими электростанциями, нашли иностранные программы. Управляли ими из одного офисного здания в Китае. Эти штуки были предназначены специально для того, чтобы вывести из строя американскую энергосеть.
Мои слова, похоже, не произвели на Чака особого впечатления.
– И что дальше?
– Ничего – пока, но тут вся беда в твоем отношении. Все думают так же, как и ты. А вот если бы китайцы закладывали взрывчатку под телестанции, тогда бы народ вопил как угорелый и требовал объявить войну.
– Раньше заводы бомбили, а теперь можно просто щелкнуть мышкой?
– Именно.
