из красного дерева, постучал и, не дожидаясь разрешения, предстал пред светлые очи самого Лазаря Моисеевича.
Здесь-то меня и настигло очередное подтверждение того, что мой запас везения стремительно катится к нулю. Левинзон, протирая клетчатым платком очки в роговой оправе, глухим голосом сообщил о решении большого босса устроить мне экзамен. Тому, видите ли, стало интересно, смогу ли я из обычной темы сделать интересный для наших читателей репортаж. А если конкретно, то Крейтон предложил мне написать статью о популярных в последнее время в светских тусовках всего мира страйкбольных игрищах по мотивам трилогии «Сталкер». Причем игры эти проводились не где-нибудь, а в самом сердце территории отчуждения ЧАЭС, чтобы участники могли полностью погрузиться в атмосферу постапокалипсиса.
«Интересно, – подумал я, закипая от возмущения, – а чем я, в принципе, всё это время занимался? Да я для каждого номера подобные статьи пачками пишу. Даже Моисеич признаёт, что я из любой ерунды на раз-два могу сделать сенсацию. Да и сам Крейтон меня за это хвалил. Так какого рожна ему теперь понадобилось меня экзаменовать? Или он на место Левинзона какого-нибудь американского парня прочит из достаточно известной семьи? Так сказал бы об этом честно, а не играл со мной в кошки-мышки. Я бы, может, тогда и кредит брать не стал, да и лохом бы таким сейчас себя не чувствовал».
– Так что, Сергей, – с грустным вздохом сказал Левинзон, – я, как мог, постарался облегчить тебе задачу. Видишь ли, вчера в районе ЧАЭС пропала группа из шести сынков высокопоставленных американских шишек…
Я сразу сделал стойку, как напавшая на след ищейка: «Уж не с пропажей ли великовозрастных оболтусов связана эта затея с экзаменом? Может, Крейтон что-то почуял, решил использовать мои таланты на все сто и, чтобы не выдавать свои намерения, замаскировал их таким способом? Хм, похоже на правду, только мне от этого не легче: вступление в должность откладывается на неопределённый срок, а деньги нужны сейчас, иначе братки быстро поставят на счётчик. Конечно, на дворе давно уже не лихие девяностые: долги с помощью утюга и паяльника никто не выбивает, ну так у этих ребят и другие способы в арсенале имеются». Я даже зажмурился, представив, чем эта история может кончиться для меня. Воображение живо нарисовало картинку: я, с зацементированными в тазике ногами, иду на корм рыбам. Ясен пень, Москва – не Чикаго, да и двадцать первый век уже вроде, но кто их знает, этих братков, вдруг среди них есть фанаты гангстерских фильмов. Голливуд многим засорил мозги своими штампами.
Тем временем Левинзон нацепил очки на нос и тем же грустным голосом продолжил:
– Доступ на территорию отчуждения для посторонних пока закрыт, там теперь работает международная следственная группа, но я договорился о встрече с генерал-майором ФСБ Погребняком. Не сам, конечно, – через нужного человека. – Он бросил взгляд на часы. – Встреча назначена сегодня на восемнадцать часов. Постарайся не опаздывать, они там все помешаны на пунктуальности. Думаю, после беседы с ним у тебя проблем с пропуском в закрытую зону не будет. – Лазарь Моисеевич встал с кресла, перегнулся через стол, протянул руку. – Удачи тебе, Сергей, и смотри, не подкачай. Мне позарез нужна эта работа в Штатах, но и бросить своё детище на произвол судьбы я не могу. Ты нормальный мужик, деловой, с понятиями, хороший журналист, и жилка хозяйственника в тебе есть. Сдай этот чёртов экзамен и с чувством выполненного долга садись в моё кресло.
Я вернулся в кабинет в ужасном расположении духа (хорошо, по дороге никто не подвернулся под горячую руку). В течение пятнадцати минут дубасил подвешенную к потолку пневмогрушу, а когда почувствовал, что потерял заряд злости, сел за рабочий стол.
Физическая нагрузка вернула мне способность здраво рассуждать. Я проанализировал события дня и пришёл к выводу, что ничего такого катастрофического пока не произошло, если не считать пролёта с Золотинской. Более того, непредвиденный экзамен давал мне возможность без лишних проблем уладить кое-какие свои дела. Я давно уже хотел съездить в Чернобыль, побродить по отравленным радиацией местам, увидеть всё своими глазами, пощупать предметы, к которым прикасались руки ликвидаторов аварии.
Вы не думайте, я не сошёл с ума, и интерес у меня был совсем не праздный. В далёком восемьдесят шестом – мне тогда и года не было – мой отец погиб там вместе с большой группой коллег-учёных, ликвидаторов аварии. Причём то, как они погибли, до сих пор остаётся загадкой. Ни одного тела так и не нашли. Специально созданная правительственная комиссия изучила тогда все материалы по делу и постановила, что люди просто испарились под воздействием сверхвысоких температур: пропавшая группа находилась недалеко от реактора, когда произошёл ещё один взрыв – на следующий день после катастрофы. Результаты расследования комиссии сразу засекретили, родственникам сообщили о подвиге и героической гибели их близких и вручили посмертные правительственные награды.
Захоронили героев в запаянных свинцовых гробах (якобы с целью нераспространения радиации), так что родные даже не могли попрощаться со своими мужьями, отцами, дедами. На самом деле в могилах закапывали пустышки. Если бы об этом узнали иностранные журналисты (а похороны известных учёных освещали многие мировые СМИ), мог разгореться международный скандал с непредсказуемыми последствиями. После аварии имидж Союза и так пострадал, так что шишки из ЦК не хотели дополнительно рисковать.
Моя мать оказалась не из тех, кто покорно выполняет требования властей. Она сразу заподозрила что-то неладное и начала своё расследование. За несколько лет у неё набралось достаточно доказательств того, что общепринятая версия аварии на четвёртом энергоблоке ЧАЭС, мягко говоря, не совсем соответствует действительности. В частности, мама откопала много подробностей о взрыве, произошедшем 27 апреля 1986 года, – том самом, когда пропал мой отец.
Само собой, её деятельность не осталась незамеченной. Люди из КГБ провели обыски у нас дома, изъяли всё, что имело хоть какое-то отношение к аварии и ликвидации последствий, кроме газетной вырезки с общей фотографией пропавшей группы (её мама хранила в жестяной коробочке в тайнике под полом).
