Дмитрий Юрьевич Манасыпов, Александра Сергеевна Лазаревская
Тренер
© Д. Манасыпов, 2018
© А. Лазаревская, 2018
© ООО «Издательство АСТ», 2018
Пролог:
Капитан, капитан, улыбнитесь…[1]
Почему футбол в России – ногомяч?
Почему он не стал вторым Мацуевым?
Почему вообще все?!
Если сидишь в «обезьяннике» где-то на северо-западе Москвы, лучше вопросов не найти. Обстановка располагает.
Казенно-зеленые стены. То ли лавка, то ли нары, решетка напротив. Край доски, гладко отполированной такими же, как он, больно врезается в ноги. Сидеть неудобно, но вопросов о комфорте здесь никто и не задает…Да к черту. Не в том дело.
Доигрался. Вчистую доигрался, везде. Глупо как все получилось… Встал на трассе, как маленький обиженный мальчик, закрылся от всех. Гаишники в стекла колотят, а он сидит и не слышит. В ушах до сих пор слова Петровича:
– Прощального матча не будет. Для кого играть собрался, Юра? Для уборщиков, что ли? Никто не придет. Понимаешь?
Он тогда кивнул… Да-да, все понял, конечно. Президент «Спартака» все очень доходчиво объяснил.
– Дисквалификация всего на год, не страшно. Отдохнешь, вернешься… Ну?
Ну, ну… Кивнул, ушел, сел в машину и уехал.
Смотрел и смотрел на родной стадион «Открытие», пока тот в зеркалах не пропал. И внутри что-то копилось, сжималось…и рвануло там, на трассе. Потому и встал. Ни вперед, ни назад. Ему сигналили из скопившихся сзади машин, материли… наверное.
А он продолжал сидеть, его словно выключило. Вот красную и выписали, без предупредительного «горчичника».
Когда в отделение привезли, сразу понял: узнали. За спиной слышалось: «Столешников, Столешников, я бы на его месте…» Чего ты бы на моем месте?! Ты бы, прежде чем говорить, на него попал. Ладно хоть оставили в покое, одного. Со своими мыслями.
Почему вообще? Да все просто.
Мамы не стало.
Его мамы не стало. А ему восемь. Вокруг лето, первые каникулы школьные, а ее нет. И никому нет дела до его беды, когда, в то же самое лето, не стало целой страны. В школу пошел еще в Союзе, даже октябренком стал, книжки какие-то в актовом зале вручали вместе со звездочкой. Ему Пушкина дали, тоненькую книжицу, мама улыбалась. Открыла…
Столешников не плакал, когда его мамы не стало: слишком неожиданно это случилось. Соседи, родственники зеркала занавешивали, какие-то бабульки вокруг него суетились… «Ты бы поплакал, сынок, не держал внутри». Он удрал от них во двор. Сел на бордюр, вздохнул. Все пытался осознать: как же ему теперь, когда мамы нет?
Именно тогда он увидел отца в первый раз…
– Меня Валерий зовут. А ты, значит… Юра?
Да, Юра. Юра Столешников. Солнце било прямо в глаза, он щурился и лица отца почти не видел. Тот чуть сдвинулся, заслонив болезненно яркий свет, и Юрке вдруг стало легче. Этот еще чужой, скупой на жесты человек спокойно расспрашивал про школу, мол, с тройками, без?
И чем он, Юрка, интересуется. Спорт?
– Фортепьяно.
Мама мечтала, что он будет играть, ей нравилось, какой тут спорт? В спорте травмы, а ему пальцы беречь надо. А отец вдруг, раз, и футбол. А за кого Юра болел? Да ни за кого, он футбол в прошлом году даже не смотрел, так, чуть-чуть. И тут вопрос: за кого болеешь?…
– За «Спартак». Мы с тобой – за «Спартак», понял?
«Спартак»? Значит, «Спартак».
И впервые за этот долгий и страшный день Юрка почувствовал, что он не один.
Потому и стал играть в футбол, вместо фортепьяно, вот вам и почему.
А вторым Мацуевым он бы и не стал. Не тот характер. Вместо этого Столешников стал капитаном… был капитаном. Сборной.
И вот из-за него-то, бывшего капитана, в стране у нас не футбол, а ногомяч.
…Краснодар ревел, свистел, молился, матерился, кричал тремя десятками тысяч голосов. Стадион? Нет, не стадион. Что-то живое и даже страшное. Тысячи глаз, направленных на яркий газон, на летающий мяч, на каждого из игроков сборной, на капитанскую повязку, такую
