Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции

немногое. Необходимо отметить, что не только в глазах современников, но и в глазах самих авторов он был в первую очередь политическим высказыванием – в этом плане сетование некоторых из последующих исследователей, что политическая реакция затемнила философскую, не вполне оправданно: речь шла, как об этом писал, в частности, Франк, о критике революционных настроений русской интеллигенции, не только социалистической, но и в своей несоциалистической части неустойчивой перед социалистическими воззрениями[22]. Как отмечали авторы, объединившиеся в ответном сборнике «Интеллигенция в России», вопрос ставился о причинах поражения революции – и ответ Милюкова, в частности, звучал в том смысле, что революция не потерпела поражения, реакция есть нормальное явление и не следует, обращая внимание лишь на ближайшие, кратковременные явления, делать их основанием для масштабных выводов[23].

Сходились критики и авторы в ином – в том, что «Вехи» представляют из себя преимущественно критику, «обвинительный акт», «обличение». Если авторы и не соглашались со столь исключительной оценкой, то признавали, что положительное содержание лишь кратко намечено, причем между самими участниками сборника, как и отмечено было в предисловии, присутствует в этом отношении согласие только по самым основным вещам[24]. Издательский успех сборника, за год выдержавшего пять изданий и прочитанного всей образованной Россией, в сочетании с критикой[25], побуждал авторов задуматься о продолжении – уже весной 1909 г. Франк обсуждает возможность собрать сборник о национализме[26], а весной 1910 г., согласно его воспоминаниям, «у нас [с П.Б. Струве] зародился замысел выяснить и развить в коллективном труде положительное содержание тех идей, которые были выражены в “Вехах” в отрицательной форме критики интеллигентского миросозерцания»[27]. Ни этому, ни нескольким другим проектам, возникавшим в это время, не суждено было осуществиться – в том числе и потому, полагаем, что попытка превратить согласие в осуждаемом/отторгаемом в положительное утверждение оказывалась задачей непосильной сложности и одновременно политически нецелесообразной, поскольку производила бы лишь новых несогласных, не умножая числа сторонников.

Как мы уже отмечали, в полемике, развернувшейся вокруг «Вех», сам редактор участия не принимал, ограничившись лишь внесенным во 2-е издание примечанием к своей сделавшейся скандальной фразе, где пытался объясниться с публикой: «“Должны” в моей фразе значит “обречены”: мы собственными руками, сами не сознавая, соткали эту связь между собою и властью, в этом и заключается ужас, и на это я указываю» (с. 90, прим.). Впрочем, это не значит, что он был безмолвен – так, в письме к коллеге-пушкинисту Н.О. Лернеру, писавшему из Одессы летом 1909 г.: «если бы Вы знали, какая сволочь покупает и хвалит книгу! При мне ее купил в магаз[ине] “Нов[ого] времени” жандармский офицер и, обращаясь к приказчику, сказал: “Прекрасная книга, вот уже и интеллигенция одумалась”…»[28], Гершензон заявлял, формулируя тот взгляд, исходя из которого и создавал сборник:

«По совести сказать, я очень рад, что жандармский офицер купил „Вехи“: может быть, прочтет. Это ровно столь ко же нужно, сколько чтобы „Вехи“ прочитал с[оциалист]-р[еволюционер]»[29].

Вехи Сборник статей о русской интеллигенции

М. О. Гершензон Предисловие

Не для того, чтобы с высоты познанной истины доктринерски судить русскую интеллигенцию, и не с высокомерным презрением к ее прошлому писаны статьи, из которых составился настоящий сборник, а с болью за это прошлое и в жгучей тревоге за будущее родной страны. Революция 1905– 1906 гг. и последовавшие за нею события явились как бы всенародным испытанием тех ценностей, которые более полувека как высшую святыню блюла наша общественная мысль. Отдельные умы уже задолго до революции ясно видели ошибочность этих духовных начал, исходя из априорных соображений; с другой стороны, внешняя неудача общественного движения сама по себе, конечно, еще не свидетельствует о внутренней неверности идей, которыми оно было вызвано. Таким образом, по существу поражение интеллигенции не обнаружило ничего нового. Но оно имело громадное значение в другом смысле: оно, во-первых, глубоко потрясло всю массу интеллигенции и вызвало в ней потребность сознательно проверить самые основы ее традиционного мировоззрения, которые до сих пор принимались слепо на веру; во-вторых, подробности события, т. е. конкретные формы, в каких совершились революция и ее подавление, дали возможность тем, кто в общем сознавал ошибочность этого мировоззрения, яснее уразуметь грех прошлого и с большей доказательностью выразить свою мысль. Так возникла предлагаемая книга – ее участники не могли молчать о том, что стало для них осязательной истиной, и вместе с тем ими руководила уверенность, что своей критикой духовных основ интеллигенции они идут навстречу общеосознанной потребности в такой проверке.

Люди, соединившиеся здесь для общего дела, частью далеко расходятся между собою как в основных вопросах веры, так и в своих практических пожеланиях, но в этом общем деле между ними нет разногласий. Их общей платформой является признание теоретического и практического первенства духовной жизни над внешними формами общежития в том смысле, что внутренняя жизнь личности есть единственная творческая сила человеческого бытия и что она, а не самодовлеющие начала политического порядка, является единственно прочным базисом для всякого общественного строительства. С этой точки зрения идеология русской интеллигенции, всецело покоящаяся на противоположном принципе – на признании безусловного примата общественных форм, – представляется участникам книги внутренно ошибочной, т. е. противоречащей естеству человеческого духа, и