Имя художника можно найти в книге Франческо Сансовино «Венеция — город благороднейший и особый» (1574), в которой даются сведения о некоторых работах Джорджоне, находившихся в частных коллекциях венецианских аристократов.
Упоминание его имени содержится также в книге «Отдых» (1584) флорентийского литератора Раффаеле Боргини, весьма далёкого от венецианских реалий. В ней ведётся рассказ об утончённых вкусах завсегдатаев художественных салонов Флоренции и Венеции. Автор пишет: «В то время, когда слава Флоренции возрастала благодаря работе Леонардо да Винчи, одновременно в Венеции ярко заблистало имя Джорджоне из Кастельфранко Венето, превзошедшего своих современников, который придал такую живость фигурам, что они казались живыми. Но секрет загадочного живописца пока никому не удалось раскрыть».
Определённую ясность в запутанную историю первым внёс Джорджо Вазари, появившийся в Венеции лет сорок спустя после смерти художника, но не заставший в живых таких известных бытописателей и хроникёров, как Санудо и Микьель. В своих всемирно известных «Жизнеописаниях»9 он постарался определить место Джорджоне в исторической перспективе и дать его критический профиль, но сделал это только со второй попытки, так как в первом издании его труда имя Джорджоне не упоминается.
Вазари понадобилось время для сбора материала, и только во втором дополненном издании своих «Жизнеописаний» (1568) он дал подробное описание произведений венецианских мастеров эпохи Высокого Возрождения.
Считается, что именно Вазари ввёл в обиход термин «Возрождение» в первом издании знаменитого труда, в котором он рассматривал свою эпоху как время возрождения искусства — rinascita — после тысячелетнего варварства.
Двумя веками ранее на эту тему высказался Джованни Боккаччо, который в пятой новелле Шестого дня «Декамерона», рассказывая о родоначальнике итальянской живописи Джотто, заявил, что тот «вывел на свет искусство, в течение многих столетий погребённое по заблуждению тех, кто писал, желая скорее угодить глазам невежд, чем пониманию разумных».
Говоря о Джорджоне, Вазари пишет, что художник был выходцем «из смиреннейшего рода» и всю жизнь считался человеком добрых и благородных нравов. Природа не поскупилась, наделив его яркой внешностью и многими талантами. По словам биографа, молодой художник с первых же шагов старался подражать природе, в чём особенно преуспел, и вскоре прославился «как живописец, превзошедший не только Джентиле и Джованни Беллини, но и как соперник всех тех, кто работал в Тоскане и был творцом современного стиля». Он отмечает также, что Джорджоне видел несколько работ руки Леонардо и в дальнейшем следовал его манере.
Автор «Жизнеописаний» в своём повествовании имел в виду не только станковую живопись Джорджоне, но и его фрески на аллегорические темы, написанные на фасадах венецианских дворцов, включая наружные стены Fondaco dei tedeschi — Немецкого подворья у моста Риальто. В те годы, о которых вспоминает знаменитый автор, эти фресковые росписи были ещё различимы и можно было составить хоть какое-то представление о их содержании.
В своих поисках Вазари посчастливилось застать в живых некоторых друзей Джорджоне. Они и поведали ему о том, как прославленный мастер в дружеской компании часто услаждал слух игрой на лютне с таким удивительным искусством, что его музицирование и пение почитались божественными, а знатные особы нередко пользовались его услугами на музыкальных вечерах, где их друг имел шумный успех, особенно у женского пола. Храня память о нём, друзья свято верили, что он был рождён для того, чтобы вдохнуть жизнь в написанные им картины, что ранее в Венеции редко кому удавалось.
Секрет гениальности Джорджоне, как и приписываемых ему тайн и чудес, заключается в его способности видеть картину мира во всём многообразии, а не только в его физической осязаемости, и воспроизводить мир исключительно как зримую отдалённость, запечатлённую красками в цвете.
Принято считать, что гению многое дозволено в искусстве, несмотря на существующие традиции, каноны и правила. Силой своего воображения он способен изменять саму природу вещей. Его своеобразие распространяется на всё, к чему он притронется рукой.
Более того, существование гения сильно сказывается на соприкасающихся с ним творцах, даже таких великих, как Тициан, который долго не мог преодолеть наваждение, оказываемое на него искусством Джорджоне.10 А Лоренцо Лотто, осознав, что Джорджоне ему не превзойти, а писать в его стиле ему не позволяет гордость, навсегда покинул родную Венецию и обосновался в глуши, закончив свои дни в Анконской марке в городке Реканати. Примеру Лотто последовали и некоторые другие художники, убедившиеся в том, что в Венеции им делать нечего, так как спросом пользуются исключительно картины, написанные в манере Джорджоне.
Стоит выделить ещё одну особенность живописи Джорджоне, на которую обратил внимание Вазари. В отличие от других собратьев по искусству великий венецианец редко прибегал к эскизам на бумаге, а писал прямо с натуры красками, полагая, что это и есть самый естественный и наилучший метод работы, а рисунок, как таковой, может быть воплощён непосредственно в краске. Правда, тот же Вазари порицал такой метод, считая его порочным, лишающим живописное изображение рельефности и объёма, что неудивительно, так как сам он был основателем первой в мире Академии рисунка во Флоренции.
Следует отметить также, что рассуждения Вазари ни в чём не противоречат свидетельствам друга Джорджоне — историка и коллекционера Маркантонио Микьеля, которого известный биограф не застал живым и чьи бесценные записи увидели свет только в начале XIX века.
* * *Шли годы, а интерес к творчеству Джорджоне не угасал. Его имя появлялось во многих публикациях самых разных авторов, в том числе в известном «Трактате об искусстве живописи» (1584), принадлежащем перу миланского художника, поэта и искусствоведа Джованни Паоло Ломаццо. Ослепнув в 33 года, он никак не мог видеть картины Джорджоне, хотя и говорил о них с упоением в связи с описанием миланского периода жизни Леонардо да Винчи, который и поведал об имевшей место в Венеции знаменательной встрече с подающим надежды молодым Джорджоне.
Следуя по стопам Вазари, чей труд обрёл широкую известность, многие историки и искусствоведы XVII-XVIII веков в своих трактатах и биографиях продолжили поиск сведений о Джорджоне. Но их старания привели к довольно скудным результатам.
Более удачливым оказался искусствовед и художник Карло Ридольфи, который первым побывал на родине Джорджоне, в городке Кастельфранко Венето и в своём труде «Чудеса искусства, или Жития известных венецианских живописцев» (1648) вступил в полемику с самим Вазари, утверждая, что отец художника был состоятельным человеком, уважаемым во всей округе.
Ридольфи утверждает, что кисти Джорджоне
